Диплом Хазиевой Элины Фаритовны "Основные темы, мотивы и образы лирики Н.Рубцова"

МИНИСТЕРСТВО ОБРАЗОВАНИЯ И НАУКИ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ

ФЕДЕРАЛЬНОЕ ГОСУДАРСТВЕННОЕ БЮДЖЕТНОЕ

ОБРАЗОВАТЕЛЬНОЕ УЧРЕЖДЕНИЕ

ВЫСШЕГО ОБРАЗОВАНИЯ

 «БАШКИРСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ»

Филологический факультет

Кафедра русской литературы и издательского дела

Направление подготовки – Филология

                                                   

 ВЫПУСКНАЯ КВАЛИФИКАЦИОННАЯ РАБОТА СПЕЦИАЛИСТА

Хазиевой  Элины  Фаритовны

студентка 6 курса заочной формы обучения

ОСНОВНЫЕ   ТЕМЫ,   МОТИВЫ,    И  ОБРАЗЫ

В ЛИРИКЕ   Н. М. РУБЦОВА

«К защите допущена, кандидат филологических наук, доцент Эрштейн М.О._____________ « _____ »___________ 2016 г.

Научный руководитель, к.ф.н., доц. Зайцева А. Р.____________ « ___ »___________ 2016 г.

Дата защиты: 11 мая 2016 г.

Оценка: _______________________

УФА – 2016

Оглавление

ВВЕДЕНИЕ………………………………………………………………... стр.1

ГЛАВА I. Понятие мотива. Теоретические и исторические аспекты......стр.5

ГЛАВА II. Системообразующие темы, мотивы и образы лирики

Н.Рубцова…………………………………………………………………...стр.14

§1.Пространственно-временные образы и мотивы.

§2.Архетипические природные образные мотивы.

§3.Экзистенциальные, философские образы и мотивы.

ГЛАВА III. Лейтмотив пути в поэзии  Н.Рубцова………………………стр.47

§1.Мотив пути – судьбы лирического героя.

§2.Мотив исторического пути России.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ…………………………………………………………..стр.59

СПИСОК   ИСПОЛЬЗОВАННОЙ   ЛИТЕРАТУРЫ………………..стр.62

ВВЕДЕНИЕ

Творчество Николая Рубцова - одна из вершин  русской поэзии второй половины XX века. Он – основоположник целого течения в русской поэзии второй половины ХХ века, так называемой «тихой лирики», или «деревенской лирики».

Читательский и научный интерес к его творчеству не угасает с годами. Его книги печатаются миллионными тиражами. Выходят статьи и исследования у нас в стране и за рубежом. Поэзия Н.Рубцова давно стала предметом глубокого исследования в отечественном и зарубежном литературоведении. Творчеству поэта посвятили серьезные работы такие крупные исследователи, как В. Белков, В. Дементьев, В. Кожинов, Л. Лавлинский, А. Ланщиков, А. Михайлов, А. Павловский, А. Пикач, Ю. Селезнев, В. Кожинова, В. Оботурова и др. В этих работах полно воссоздана его биография, предпринимались попытки дать системное представление о поэтике Н.Рубцова, была подчеркнута связь его поэзии с русской философской лирикой XIX-XX веков (Е. Баратынский, А. Фет, Ф. Тютчев, Н. Некрасов, А. Блок, Н. Заболоцкий, С.Есенин). Довольно подробно рассмотрены в его творчестве тема Родины и природы, проблема своеобразия его лирического героя, философские мотивы: единства и противостояния человека и природы, смысла человеческой жизни, цикличности бытия, судьбы поэта, назначения поэзии и др. 

 Самостоятельной областью рубцововедения стала проблема   фольклорных истоков его поэзии, проблема связей поэзии с устным народным творчеством, музыкальность лирики Рубцова,  ставшей основой более двухсот песен и романсов. Этому вопросу посвящены работы В. Кожинова А., Пикача, К. Шилова, Т. Подкорытовой  и др.

          Все исследователи справедливо отмечают, что  поэзия Н. Рубцова изначально была обращена к национальным духовным ценностям, к культурным истокам.    Эти исследования составили методологическую основу нашей работы. Опираясь на них, мы попытались найти свои подходы к рассмотрению творчества поэта, найти новые аргументы, наблюдения, сделать самостоятельные выводы.

         В последние десятилетия началось открытие поэзии Н. Рубцова за рубежом: в Польше, Чехии, Словакии, Румынии, Венгрии, Германии.       По библиографическим источникам мы узнали, что о творчестве поэта появились рецензии в странах Азии, Латинской Америки, Японии и Китае, после того, как там были сделаны переводы.

         Несмотря на неутихающий интерес науки к лирике поэта, его творчество, как творчество любого крупного художника,   –  поле для дальнейшего изучения и открытия. Не случайно исследователь А.Грунтовский пишет: «Рубцов еще во многом не прочитан»¹.

         Проблема мотивной, тематической, образной  организации стихотворений поэта и отдельных поэтических книг – не нова в рубцововедении. В образной системе Рубцова подробно изучена   поэтическая символика таких сквозных образов, как звезда, цветы, лодка, заря, лес, солнце, ива, река, соловьи и мн. др. 

          Своеобразие художественного мира Н.Рубцова заключается, на наш взгляд в том, что эти мотивы, темы и образы   органично связаны между собой, они представляют некую единую систему образных и мотивных рядов. Каждый образ и мотив дополняют друг друга, вносит новые смысловые оттенки и краски. Благодаря чему у Рубцова возникает синтетический, символический, масштабный образ. Это не только образ природы, России, деревни, города и т.д. Мы считаем, что симбиозность этих мотивов создает целостный образ национальной модели мира. А лирический поэта  становится воплощением русского человека, русской души.

Эта картина мира Рубцова держится на сакральных, архетипических для русской культуры и литературы образных центрах: небо, земля, дом, кладбище, мать, память. В свою очередь эти философские и поэтические

________________________________

¹Грунтовский А. Слово о Рубцове // «Современник». – 2015. - № 1. – 169.

центры можно условно разложить на мотивно-образные составные. Среди них мы выделим главные с точки зрения частотности и художественной функциональности. В данной работе мы обратимся к  изучению ключевых мотивов, тем и образов не автономно, а в аспекте их единства, системных отношений. Мы попытаемся рассмотреть их как нравственно-философскую, поэтическую основу художественной картины мира. В этом системно-целостном подходе к изучению творчества Н.Рубцова состоит актуальность нашей работы.  

        Среди многообразия тем и мотивов в лирике Н.Рубцова мы избрали главные, системообразующие, создающие целую цепь второстепенных образных мотивов и тем. В свою очередь внутри центральных мотивов и образов мы выделили два типа:

1.Пространственно-временные, предметные темы, мотивы, образы: дорога, дом, река, храм, крест, кладбище, космос.

2.Экзистенциальные: душа, память, детство, сиротство, мать, женщина, война.

         Объектом нашего выпускного исследования стали основные поэтические сборники и циклы Н.Рубцова, собранные в трехтомном Собрании сочинений поэта: «Душа хранит», «Звезда полей», «Зеленые цветы», «Подорожники».

Предметом исследования является художественная функция ключевых мотивов, лейтмотивов и образов в лирике поэта.

 В основе работы – автобиографический метод исследования. Это объясняется тем, что поэзия Н.Рубцова отмечена ярким автобиографическим началом. В ней выразились духовные искания поэта, драматические события его личной жизни: раннее сиротство, жизнь в детском доме, служба на флоте, скитания по России, бездомность, бесприютность, жажда семейного счастья, разочарования в любви, трагические предчувствия ранней смерти и многое другое. Лирику поэта можно рассматривать как лирическую летопись его души, как поэтическую исповедь о своей судьбе, судьбе его поколения, судьбе России на историческом изломе, на перепутье,  началом которого была эпоха «оттепели» и научно-технического прогресса.  Последнее воспринималось Н.Рубцовым и близкими ему по духу, проблематике писателями онтологической, «деревенской» прозы,  как национальная катастрофа, как возможная  гибель многовековой, корневой русской цивилизации, культуры.  Эти личные и исторические события определяют особую драматичность, элегичность лирики Н.Рубцова, наполненность ее философскими раздумьями и обобщениями. Мотивы прощания, разрыва времен и поколений, тоска по былой, стародавней Руси определяют содержание большинства стихотворений поэта.

      Цели и задачи выпускной квалификационной работы:

1. Разобраться в объеме, значении  понятийной категории «мотив».

2. Выявить и рассмотреть  художественно-философскую функцию сквозных пространственно-временных и экзистенциальных мотивов и тем, составляющих основу национальной картины мира в поэзии Н.Рубцова. 

3. Рассмотреть символический смысл главного образного мотива в лирике поэта – мотив дороги, странничества и связанный с ним образ лирического героя – путника, бродяги, сироты.

     Эти проблемам посвящены теоретическая и аналитическая главы выпускного исследования.

ГЛАВА I.

ПОНЯТИЕ МОТИВА.   ТЕОРЕТИЧЕСКИЕ  И  ИСТОРИЧЕСКИЕ АСПЕКТЫ.

       Мотив - одно из наиболее распространенных в теории литературы понятийных категорий, имеющее длительную историю разработки. В «Лингвистическом энциклопедическом словаре» дано следующее определение мотива: Мотив (нем. Motive, франц. Motife, от лат. Moveo - двигаю), устойчивый формально - содержательный компонент текста; мотив может быть выделен как в пределах одного или нескольких произведений писателя, так и в контексте всего его творчества, а также какого - либо литературного направлении или литературы целой эпохи»¹.

      Термин «мотив» генетически связан с музыкальной культурой и впервые был зафиксирован в «Музыкальном словаре» С. Де Броссара (1703), в литературный же обиход введен И.В. Гете («Годы учения Вильгельма Мейстера», «Об эпической и драматической поэзии»)².

         Как  литературная категория мотив начинает исследоваться с рубежа ХIХ- ХХ веков  в трудах А.Н. Веселовского и В.Я. Проппа, рассматривающих мотив как непреложный элемент текста - предмет, образ, минимальная единица фольклорного сюжета. Устойчивыми сюжетными мотивами обладают  мотивы странствия, вещего ворона, явления живого мертвеца в балладе и т.д.

          Мотив более непосредственно, чем другие компоненты художественной формы, соотносится с миром авторских мыслей и чувств, но в отличие от них лишен относительно «самостоятельной» образности, эстетической завершенности; только в процессе конкретного анализа _________________________________

¹Лингвистичсекий энциклопедический словарь / Главный редактор В.Н.Ярцева. - М. -       

 1990. - С. 427.

²См.: Лермонтовская энциклопедия. - М. - 1981. - С. 134.                                                                                                                  

«движения»³  мотива, в выявлении устойчивости  и  индивидуальности его смыслового наполнения он обретает  свое   художественное  значение и ценность.

     В определении мотива, данного в работе «Поэтика сюжетов» А.Н. Веселовского, неизменно подчеркивается свойство неразложимости мотива. При этом в качестве критерия неразложимости у ученого выступает семантическая целостность мотива. Об этом можно судить по двум основным определениям ученого:

      а) «Под мотивом  я разумею формулу, образно отвечавшую на первых порах общественности на вопросы, которые природа всюду ставила человеку, либо закреплявшую особенно яркие, казавшиеся важными или повторявшиеся впечатления действительности. Признак мотива - его образный одночленный схематизм; таковы не разлагаемые далее элементы

низшей мифологии и сказки: солнце кто - то похищает (затмение), молнию- огонь сносит с неба птица»⁴.

    б) «Под мотивом я разумею простейшую повествовательную единицу, образно ответившую на разные запросы первобытного ума или бытового наблюдения»⁵. При этом собственно морфологическая сложность и морфологическая разложимость мотива для А.Н. Веселовского вполне очевидна, о чем свидетельствуют приведенные выше определения мотива: это «схематизм» - значит, есть части этой схемы; это «формула» - значит, есть слагаемые этой формулы. И ученый называет эти слагаемые, как примеры мотивов: «солнце кто - то похищает»; «у лосося хвост с перехватом: его ущемили и т.п.»; «злая старуха изводит красавицу, либо ее кто-то _________________________

³Краткая литературная энциклопедия / Под редакцией Суркова А. - Т.-14. - М. - Л. - 1976.-С. 304.

⁴Веселовский А.Н. Историческая поэтика. - М. – 1978. - С. 494.

⁵Там же. - С. 500.

похищает»⁶. Все эти «кто-то», «либо» и «т.п.» уже предполагают морфологическую разложенность мотива на компоненты и вариативность этих компонентов в составе мотива.    

        Семантика целостности мотива, будучи его конститутивным свойством, не является препятствием для анализа семантической структуры мотива. Это убедительно показал А.Л. Бем - последователь А.Н. Веселовского и сторонник семантического подхода  в теории мотива⁷. В небольшой, но имеющей принципиальное значение работе «К уяснению историко - литературных понятий»⁸  ученый проводит сравнительный анализ мотивного состава подобных по своим фабулам произведений («Кавказский пленник» А.С. Пушкина и М.Ю. Лермонтова, «Атала» Шатобрина) и проходит к результатам, которые во многих отношениях надолго опередили свое время. А.Л. Бем пишет: «Сюжетообразующий мотив потенциально содержит в себе возможность развития, дальнейшего нарастания, осложнения побочным мотивам. Такой усложненный мотив и будет сюжетом»⁹.

     Значительный вклад в развитие семантической теории мотива внесла О.М.Фрейденберг, обратившаяся к мифологическому  типу сюжетности. Под  «мифологическим сюжетом» О.М.Фрейденберг понимала «не сюжет мифа, но сюжет, созданный мифотворческим мышлением»¹⁰. В настоящее время, после появления широко известной работы Ю.М. Лотмана о соотношении сюжета и мифа¹¹, это уточнение звучит особенное значимо.

______________________________

⁶Веселовский А.Н. Историческая поэтика. - М. – 1978. - С.  494.

⁷См.: Белов С.В. Статьи Бема А.: О традициях Пушкина в творчестве Достоевского /     

Русская литература 19 в. Вопросы и композиция. - Горький. - 1972. - С. 106-107.

⁸Там же. - С. 214.

⁹Там же. - С. 216.

¹⁰Фрейденберг О.М.  Поэтика сюжета и жанра. - М. - 1999. - С. 129.

¹¹Лотма Ю.М. Происхождение сюжета в типологическом освещении / Лотман Ю.М. Избранные статьи: В  3-х томах. - Т.1- Статьи по семиотике и типологии культуры. - Таллин. - 1992. - С. 200.                                                                                                                                 

«Мотивы не бывают абстрактны» - писала О.М. Фрейденберг в статье 1925 года «Система литературного сюжета», в тезисном виде включившей многие положения, развернутые в «Поэтике сюжета и жанра»¹². В монографии данный тезис получил конкретную  трактовку  применительно к «мифологическому сюжету». Понятие мотива в системе «морфологического

сюжета» для О.М.Френдерберг неразрывно связано с понятием персонажа: « В сущности, говоря о персонаже, тем самым пришлось говорить и о мотивах, которые в нём получали стабилизацию; вся морфология персонажа представляет собой морфологию сюжетных мотивов»¹³. И ниже: «Значимость, выражения в имени персонажа и, следовательно, в его  матафорической сущности, развёртывается в действие, составляющее мотив: герой делает то, что семантически сам означает»¹⁴.

     Понятие мотива, разработанное А.Н. Веселовским в «Поэтике сюжетов, подверг категорической критике В.Я. Пропп в «Морфологии сказки»¹⁵. Исследователь осуществил замену критерия неразложимости мотива и поэтому критиковал понятие мотива в такой трактовке, какой в работах А.Н. Если для А.Н. Веселовского критерием неразложимости мотива является его «образный одночленный схематизм» (мотив не делим с точки зрения его «образности» как целостный и эстетический значимой семантики), то для В.Я. Проппа таким критерием выступает   логическое отношение. Смена семантического критерия на логический в критике в Я. Проппа  привела к разрушению мотива как целого. Взятый только как логическая конституция, мотив  распался на  компоненты логико-грамматической структуры высказывания – на набор субъектов, объектов и предикатов, выраженных в __________________________

¹²Фрейденберг О.М.  Поэтика сюжета и жанра. - М. - 1999.- С. 124.

¹³Там же. - С. 221 - 222.                                                                                                                                                                             ¹⁴Там же. - С. 223.                                                                                                                                                                          ¹⁵ Пропп В.Я. Морфология сказки. - Л. - 1969. - С. 73.

 тех или иных фабульных вариациях. В действительности мотив, как его принимал А.Н. Веселовский и другие представители семантического подхода, является неразложимым целым  не с точки зрения  своей логической, а с точки зрения своей образной, эстетической значимой семантики, связывающей  логические компоненты мотива. Конкретные значения фабульных вариативности мотива складываются в определённую систему «способствует сохранению семантического единства мотива»¹⁶.                                                                                                                                                                                 

       Сказанное подытожим ссылкой на О.М. Фрейденберг, которая вслед за А.Н.Веселовским, считает что генеральной задачей исторической поэтики являлась задача «уловить единство между семантикой и её морфологией»¹⁷. Для А.Н. Веселовского именно мотив образовывал это единство: как   «образованный ответ» он был семантичен; как слагаемое сюжета он был морфологичен. Б.И.Яхро в работе  «Методологии точного литературоведения», определяет мотив как «образ в действии (или в состоянии )¹⁸, что дает, на первый взгляд, некоторые основания усмотреть в мысли ученого следование трактовке мотива как «образной  единицы» по А.Н. Веселовскому. Однако следующие за этим определением замечания решительно разграничивают взгляды Б.И.Ярхо и А.Н. Веселовского. Во-первых, исследователь отказывает мотиву в статусе повествовательной единицы. «Мотив, - пишет Б.И.Ярхо, - есть некое деление сюжета, границы коего исследователем определяются произвольно»¹⁹.  Таким образом,  для

Б.И.Ярхо – это некое произвольное деление сюжета, производимое по тематическому принципу.

____________________________________

¹⁶Силавский И.В.  Семантическая структура повествования мотива / Материалы к словарю сюжетов и мотивов Русской литературы: Литературное произведение - сюжет-мотив. - Вып.3. - Новосибирскою.- 1999. - С. 124.

¹⁷Фрейденберг О.М. Поэтика сюжета и жанра. Подготовка текста и общая редакция Н.В.Брагинский  - М. - 1997. - С. 232.

¹⁸ Ярхо Б.И. Методология точного литературоведения. - М. - 1997. - С. 232.

¹⁹ Там же. -  С. 221.

      Во-вторых, ученый оказывает мотиву в  семантическом статусе: «Реальный объем мотива установить невозможно»²⁰. По этому поводу С.Н.Броитман в комментариях к современному переизданию «Теории литературы» Б.В.Томашевского замечает, что «в понимании связи мотива и действия к Б.И. Ярхо близок В.Я.Пропп, который ввёл в науку понятие функции действующих лиц»²¹.

      Закономерным итогом критики Б.И.Ярхо является отрицание реального литературного существования мотива. Исследователь объявляет мотив  не более чем понятийным  конструктом, помогающим литературоведу устанавливать степень подобия различных сюжетов: «Ясно, что мотив не

есть реальная часть сюжета, а рабочий термин, служащий для сравнения сюжетов для сравнения сюжетов между собой»²². К подобному же выводу приходит  А.Л. Бем. Открыв инвентарное начало в структуре мотива, учёный сводит семантическое целое мотива до этого инварианта, а вариантную семантику мотива относит к плану конкретного содержания произведения - и на этом основании отказывает мотиву в реальности литературного существования: «Мотивы - это фикции, получаемые в результате отвлечения от конкретного содержания»²³.  Таким образом, Б.И.Ярхо и А.Л.Бем, каждый со своей позиции, не приемлют проясняющегося в других работах того времени принципа дуальной природы мотива - как единицы художественного языка, наделённой обобщенным значением, и как коррелирующей с фабульными событиями, героями, обстановкой и прочим дополнениями или адвербиалами», по терминологии Б.И.Ярхо.

     Тематическую концепцию мотива, берущую начало в трудах Б.В. Томашевского  и  В.Б.Шкловского, развивает Г.В.Краснов.  Б.Томашевский   рассматривает мотив как «схематическое изложение элементов содержания, 

____________________________________

²⁰Ярхо Б.И. Методология точного литературоведения. - М. - 1997. - С. - 221-222.

²¹Томашевский Б.В. Теория литературы. Поэтика. - М. - 1989. - С.- 207.

²²Ярхо Б.И. Методология точного литературоведения  / Контекст -1993.- М.-1984. - С.-222.

которые участвуют в создании формулы»²⁴.

     По теории  В. Школовского, мотив - это «итог фабульного развертывания и смысловой атом сюжета в целом, не исходный кирпичик для построения фабул, а единица типологического анализа сюжета литературной эпохи в целом»²⁵.

      По Г.В.Краснову,   мотив, по существу, является тождественным общей, или ведущей теме произведения. В этом Г. Краснов близок В. Школовскому: «Сюжет выявляется и своеобразно олицетворяет в мотиве произведения, в опосредованной от конкретных образов ведущей теме»²⁶. При этом отдельные сюжетные и композиционные части произведения (эпизод и главы) также имеют свои мотивы как ведущие темы. «Символика мотива, - замечает Г.В. Краснов, - выражена зачастую в названии произведения».

      Дальнейшее развитие различных представлений о мотиве в литературоведении проходит на основе дихотомической базы структурализма, осуществляется в концепции Е.М. Мелетинского²⁷. Ученый одним из первых обратился к освоению научного наследия В.Я. Проппа. При этом характерным направлением общей теоретической стратегии Е.М. Мелетенского явилось то, что исследователь, раскрывая  семиотический контекст новаторского понятия сюжетной функции и определяя место этого понятия в научной парадигме структурной фольклористики, в то же время аргументировано призвал вернуться к изучению мотива как сложного целого

понятия в научной парадигме структурной фольклористики, в то же время аргументировано призвал вернуться к изучению мотива как сложного целого

______________________________________

²⁴Томашевский Б.В. Теория литературы. Поэтика. - М. - 1989. - С. 207.

²⁵Введение в литературоведение: Литературное произведение: Основные понятия и      

термины. - М. – 1999 - С. 127.  

²⁶ Краснов Г.В. Сюжет, сюжетная ситуация / Литературоведческие термины (материал к                      словарю) -  Коломна. - 1997. - С.  48.                                                                                             ²⁷Мелетинский Е.М. Введение в историческую поэтику эпоса и романа. - М. - 1986. - С. 48.

в структуре сюжета. Последние десятилетия в литературоведении отмечены возросшим интересом к проблеме мотивного анализа произведения и творчества конкретных писателей в целом. 

       Исследователь В.Е. Хализев указывает на то, что «мотив так или иначе локализован  в  произведении,  но  при  этом  присутствует  в самых разных

формах. Он может являть собой отдельное слово или словосочетание, повторяемое и варьируемое, или представать как нечто обозначаемое посредством различных лексических единиц, или выступать в виде заглавия либо эпиграфа, или оставаться лишь угадываемым, ушедшим в подтексте»²⁸. По В.Е. Хализеву, важнейшая черта мотива - это то, что он может в тексте быть полуреализованным, «загадочным».   

         В современном литературоведении бытует также представление о мотиве как о «внеструктурном»  начале - как достоянии не текста и его создателя. Свойства мотива, утверждает, утверждает Б.М. Гаспаров, «вырастает каждый раз заново, в процессе самого анализа»²⁹, в зависимости от того, к каким контекстам творчества писателя обращается ученый. В конце 1970-х гг.  Б.М. Гаспаровым в научный обиход был введен термин «мотивный анализ»³⁰. В культурологическом словаре В.П. Руднева мотивный анализ определяется как разновидность постструктуралистского  подхода к художественному тексту любому семиотическому объекту. По мнению В.П. Руднева, мотивный анализ отражает «сквозные линии», «символические образы»³¹.

         Работы Б.М. Гаспарова ориентированы на основные принципы интертекстуального анализа. Вот как исследователь трактует мотивику  романа  М.М. Булгакова:  «Основным  приемом, определяющим всю  смыс-

________________________________

²⁸Хализев В.Е. Теория литературы. - М .- 1999. - С.  137.

^29Гаспаров М.Б. Литературные лейтмотивы. - М. - 1994. - С.  174.

³⁰Там же. - С. - 176.                                                                                                                       ³¹РудневВ.П. Энциклопедический словарь культуры ХХ в. - М. - 2001. - С.  407.

ловую структуру “Мастер и  Маргариты” и вместе с тем имеющим более широкое общее значение, нам представляем принципы лейтмотивного представления повествования». При этом  в роли мотива может  вступать любой феномен, любое смысловое «пятно» - событие, черта характера, элемент ландшафта, любой предмет, произнесенное слово, краска, звук и т.д: единственное, что определяет мотив - это его репродукция в тексте, так что в отличие от традиционного сюжетного повествования, где заранее более или менее определено, что можно считать дискретными компонентами («персонажами» или «событиями»), здесь не существует заданного «алфавита» - он формируется непосредственно в развертывании структуры и через структуру»³².

      Точке  зрения Б.М. Гаспарова  близки представления о мотиве К.А. Жолковского и Ю.К. Щеглова, наиболее полно развернутые авторами в совместной книге «Работы по поэтике выразительности». Взгляды исследователей роднит общий подход к мотиву как одному из основных средств интертекстуального анализа художественного повествования». Характерно, что в теоретических определениях А.К. Жолковский и Ю.К. Щеглов также фактически совмещают понятия мотива и лейтмотива в понятии «инвариантного мотива»³³ .

        Современные работы, посвященные мотивному анализу, ознаменованы переходом от изолированного изучения мотивов к системному, к описанию взаимосвязи и взаимодействий (т. е., как выстроены мотивы, как вовлечены в систему, как они соотносятся между собой и другими элементами поэтики: конфликтом, героем, жанром, сюжетом и т. д.).

       Таким образом, мотив - минимальный семантический компонент художественного произведения. Мотивы сочетаясь между собой, образуют систему мотивов, которая составляет тематику произведения.

______________________________________

³²Гаспаров М.Б. Литературные лейтмотивы. -  М. - 1994. - С.  180.

³³Жолковский А.К. Щеглов Ю.К. Работы по поэтике выразительности. - М. -1996. - С. 118.

 ГЛАВА II.

СИСТЕМООБРАЗУЮЩИЕ  ТЕМЫ,  МОТИВЫ  И  ОБРАЗЫ  В ЛИРИКЕ   Н.РУБЦОВА.

Николая Рубцова (1936-1971) называют «поэтом безвременья». Действительно, его судьба совпала с трагическими, переломными событиями в истории страны: Великая Отечественная война, послевоенный слом, хрущевская «оттепель», «брежневские заморозки», начало эпохи техногенной цивилизации, тотальной миграции сельского люда в города; перерастание России патриархальной в Россию урбанистическую. Поэзия  Н.Рубцова, отмеченная ярким личностным началом, отразила эти драматические события, отмеченные сломом мировоззрения народа, исканиями новых путей развития страны и  разочарованиями в них.

Особый драматизм и нравственно-психологическая напряженность его лирики связаны и с событиями трудной, порой горькой и безысходной судьбы самого поэта. Певец России «избяной», домашней, Н.Рубцов не познал семейного счастья. Рано осиротел. Летом 1942 года умерли мать и младшая сестра Рубцова, отец был на фронте, и детей распределили в детский дом. Эти утраты час то определяли содержание, лирический сюжет многих его  стихотворений:

                            Мать умерла. Отец ушел на фронт.

                            Соседка злая не дает проходу.

                            Я смутно помню утро похорон

                            И за окошком скудную природу.

                            Откуда только - как из-под земли! -

                            Взялись в жилье и сумерки, и сырость,

                            Но вот однажды все переменилось:

                            За мной пришли, куда-то повезли..

                            Я смутно помню позднюю реку,

                            Огни на ней, и скрип, и плеск парома,

                            И крик: «Скорей!» Потом раскаты грома

                            И дождь... Потом... детдом на берегу...

Отец поэта, считавшийся погибшим, выжил после ранения, вернулся в Вологду и женился вторично. Выживший  отец не стал для Рубцова настоящим отцом. Они встретились только в 1955 году. 

Село Никольское, расположенное среди лесов и болот на правом притоке Сухоны, реке Толшме, стало настоящей родиной поэта. Этот  северный край навсегда вошел в его душу как изначальная основа личной жизни поэта и судьбы его малой Родины. Позднее, после своих многолетних скитаний по стране, он часто возвращался  сюда и подолгу жил в Никольском.

Судьба поэта – это череда перипетий, смена профессий. Н.Рубцов учился в лесотехническом техникуме,  работал библиотекарем, или, точнее, «избачом», совмещая в одном лице работника культуры и истопника.  

С 1952 года по 1953 год работал кочегаром в архангельском траловом флоте треста «Севрыба», в 1953 - 1955 гг. учился на маркшейдерском отделении в горно-химическом техникуме. В 1955 году  он  приезжает в Ленинград и начинает новую жизнь простым рабочим, но осенью его призвали в армию.  Н.Рубцов прошел срочную службу дальномерщиком в звании матроса и старшего матроса на эсминце «Острый» Северного флота. Тема морской службы, образы моря и моряка стали одними из главных в его поэзии. Эта грань творчества Н.Рубцова достаточно полно изучена в литературоведении, поэтому  мы не станем к ней обращаться.

Начало творчества в Н.Рубцова пришлось на время «оттепели»: 1 мая 1957 г. состоялась его первая газетная публикация (стихотворение «Май пришёл») в газете «На страже Заполярья». После демобилизации он жил в Ленинграде, работая попеременно слесарем, кочегаром и шихтовщиком на Кировском заводе.

Рубцов начинает заниматься в литобъединении «Нарвская застава», знакомится с молодыми ленинградскими поэтами Глебом Горбовским, Константином Кузьминским, Эдуардом Шнейдерманом. В июле 1962 года с помощью Бориса Тайгина выпускает свой первый самиздатовский, машинописный сборник «Волны и скалы». В августе 1962 года Рубцов поступает в Литературный институт им. М. Горького в Москве и знакомится с Владимиром Соколовым, Станиславом Куняевым, Вадимом Кожиновым и другими поэтами и критиками, которые не раз помогали ему в творчестве  и в  издании его  стихов.   

В 1969 году Н.Рубцов закончил Литературный институт и был принят в штат газеты «Вологодский комсомолец».

Первый его официальный сборник  «Лирика» вышел в 1965 в Архангельске. Затем были изданы поэтические сборники «Звезда полей» (1967), «Душа хранит» (1969), «Сосен шум» (1970). Готовившиеся к печати «Зелёные цветы» появились уже после смерти поэта. Также после его смерти были опубликованы сборники «Последний пароход» (1973), «Избранная лирика» (1974), «Подорожники» (1975), «Стихотворения» (1977).  

Н.Рубцов трагически погиб в ночь на 19 января 1971 года в своей квартире. Он был убит начинающей поэтессой Людмилой Дербиной, которая должна была стать его женой.  

Исследователи и биографы стихотворение  «Я умру в крещенские морозы» трактуют предсказание даты собственной смерти. Похоронен Николай Рубцов в Вологде на Пошехонском. 

Этот короткий экскурс в биографию поэта необходим, чтобы полнее  понять его творчество, т.к., как говорилось выше, его стихи несут глубокий отпечаток личной судьбы поэта. Она прочитывается через сами стихи поэта. Разлука с отчим домом и возвращение в него – «Возвращение», «Возвращение из рейса», «На родину!», «Привет, Россия!», «Дорожная элегия», «Огороды русские» и др.  Смерть матери поэта – «Памяти матери», «Тихая моя родина», «Аленький цветочек» и т.д.  Годы, проведенные в детском доме, – «Детство», «Далекое», «Синенький платочек». Попытка устроить семейную жизнь, разрушение семьи  -  «Прощальная песня», «Разлад», «Ответ на письмо». Служба на флоте – «Море», «Весна на море», «Портовая ночь», «Шторм», «Возвращение из рейса»  и т.д.

Вологодская земля и Русский Север определили ему главную тему  творчества Н.Рубцова — тему России как «малой Родины», как  «земли священной!». Этот сакральный образ России воссоздан Рубцовым с помощью таких ключевых символических природных и топосных образов и мотивов, как поле, луг, гнездо, звезда, дом, деревня, храм и др. Эти мотивы и образы можно разделить на внутренние подгруппы. 

1.Растительные образы-символы:  лес,  деревья,  береза, тополь, цветы,        ягоды.

2. Небесные образы: небо, высь, солнце,  луна,  звезда. Кстати, два образа из этой типологии дали название книге стихов «Звезда полей», что подчеркивает особую поэтическую значимость данных образных мотивов в художественном мире поэта.  

3.Погодные, временные, стихийные образы и мотивы:  ветер, снег, туман,      дождь, осень, зима, весна, лето, день (свет), вечер, ночь (тьма).

4. Пространственные образы земли и воды: дорога, поле, горы, холмы, река,   озеро,    болото и др.  

5.Образы животных: птицы, конь, медведь, ястреб, змея.

6.Образы предметного мира и топосы:  дом, икона, деревня, город, лодка, храм, пароход, поезд и др.    

7. Экзистенциальные мотивы и образы: душа, память, одиночество, сиротство, мать, смерть, увядание, возрождение, крест.

         Своеобразие художественного мира Н.Рубцова заключается, на наш взгляд в том, что эти мотивы, темы и образы   органично связаны между собой, они представляют некую единую систему образных и мотивных рядов. Каждый образ и мотив дополняют друг друга, вносит новые смысловые оттенки и краски. Благодаря чему у Рубцова возникает синтетический, символический, масштабный образ. Это не только образ природы, России, деревни, города и т.д. Мы считаем, что симбиозность этих мотивов создает целостный образ национальной модели мира. А лирический герой поэта  становится воплощением русского человека, русской души. 

         Эта картина мира Рубцова держится на сакральных, архетипических для русской культуры и литературы образных центрах: небо, земля, дом, кладбище, мать, память. В свою очередь эти философские и поэтические центры можно условно разложить на мотивно-образные составные. Среди них мы выделим главные с точки зрения частотности и художественной функциональности: пространственно-временные и экзистенциальные.

Мы обозначили их как системообразующие в художественном мире поэта. В первом типологическим ряду пространственно-временных образов, тем и мотивов мы выделим и  рассмотрим такие, как дом, кладбище, река, переправа, звезда, космос.  Мотив пути как самостоятельная проблема рассмотрена нами во второй главе. Во втором типе мотивов обратимся к таким, как душа, память, детство, сиротство, мать, смерть, библейские мотивы (возвращение блудного сына). 

Как уже было сказано, эти мотивы и образы невозможно и нельзя рассматривать автономно, отдельно друг от друга. Названные образы и мотивы проникают друг в друга и создают некую единую картину: картину-образ, картину-воспоминание, картину-раздумье и т.д.

В основе национальной картины мира поэта – традиционная философия природы. Поэтому мы обратимся к этому разряду тем, мотивов и образов. 

Природные образы являются частотными в лирике. Это  не столько собственно пейзажные образы. Преломляясь через лирическое чувство героя, через социальные мотивы, эти образы обретают символический смысл. Свои переживания, мысли человек переносил на природу и наоборот. Этот прием,  названый А.Веселовским «поэтическим параллелизмом» как основы иносказания, является одним из  ключевых в поэзии Рубцова.  В  его стихотворениях образ увядающей природы - «глохнет покинутый луг", "замерзают  георгины", «увяданье цветов, белеющих во мгле", «красные цветы мои в садике завяли все» -  становятся знаками элегического внутреннего состояния лирического героя. Поэт с грустью пишет о конце лета как конце юности героя:

                        Отцветет да поспеет

                        На болоте морошка.

                       - Вот и кончилось лето, мой друг!"

Лирическому герою хочется покоя и уюта, домашнего тепла. Знаком внутренней гармонии в стихах поэта часто становится образ цветов на окошке отчего дома: "на окне стоят цветы герани", «светлеет грусть, когда цветут цветы».  

В стихах Рубцова юность, радость, веселье связаны с образами цветенья, расцвета, а увядание - с горем и смертью.  Признак увядания - облетающие с деревьев листья, спелые ягоды рябины, клюквы ассоциируются с охлаждением чувств героя, с быстротечностью жизни, герой предчувствует "сон золотой увяданья", неизбежную смерть,  вспоминает о былой любви в своей жизни:

                       Спелой клюквой, как добрую птицу,

                       Ты с ладони кормила меня.

       В стихотворении "Улетели листья" неизбежность природной трагедии, отлет птиц, облетевшие листья сравнивается с человеческими  взаимоотношениями,  с прошедшей юностью и любовью:        

                                 Улетели листья с тополей –

                                 Повторилась в мире неизбежность...

                                 Не жалей ты листья, не жалей,

                                 А жалей любовь мою и нежность!

                                 Пусть деревья голые стоят,

                                  Не кляни ты шумные метели!

                                  Разве в этом кто-то виноват,

                                  Что с деревьев листья улетели?

В оппозиции «жалей – не жалей» слышатся реминисценции из философской лирики М.Лермонтова и С.Есенина: «и не жаль мне прошлого ничуть», «жду ль чего, жалею ли о чем»; «не жалею, не зову, не плачу». Поэтов роднит тема противоречивого отношения к человеческой жизни – краткой, бренной. С одной стороны, их объединяет мысль о том, что увядание, смерть – неизбежность, и нужно принять это событие как закон, «не жалеть» ни о чем в жизни, не проклинать ее: «Повторилась в мире неизбежность», «не кляни ты шумные метели». В другом стихотворении «Сентябрь» Рубцов пишет:

                               И ничего не жалею,

                               И ничего не хочу!

Подобная  мысль  - отсутствие сожалений о прожитом программно венчает известное всем стихотворение Есенина:

                                        Будь же ты вовек благословенна,

                              Что пришло процвесть и умереть.

С другой стороны, в подтексте каждого поэта звучит элегическая тема «жаль»: жаль прошедшей молодости, отшумевшей жизни: «А жаль любовь мою и нежность».

Сквозная символика пространства в творчестве Н.Рубцов связана прежде всего с темой судьбы:

                               Все мы почти над кюветом

                               Несемся все дальше стрелой,

                               И есть соответствие в этом

                               С характером жизни самой!

Пространственные образы поэта – зачастую образы вновь природные. Они наполнены философским смыслом. Так, образ вечной «горы» ассоциируется с вечными вопросами человеческого бытия: «Сельские белые в сумраке холмы» – это "сумрачная цепь загадок и вопросов".  В стихотворении "В избе" гора-перевал становится символом устрашающей границы между жизнью и смертью. Герой «все глядит за перевал, где он ни разу не бывал".  

Пространственный мотивный образ реки является у Рубцова сквозным. Но он наполнен не традиционно-мифологическим символическим смыслом (река символ жизни бесконечной, неуничтожимой), а трагическим, гибельным. Река связана в лирике поэта с образом переправы и символизирует чаще разлуку, расставание и даже смерть: "Все движется к темному устью, когда я очнусь на краю..." Стихотворение «Плыть, плыть …» организовано рефреном слов, вынесенных в заглавие, образующих кольцевую композицию  произведения. Оно заканчивается так: «Плыть, плыть, плыть …». Сема «плыть» здесь означает жить, т.е. плыть по течению жизни к неминуемой смерти:

                                   Плыть, плыть, плыть

                                   Мимо могильных плит.

Обращаясь к некоему капитану корабля-жизни, герой, предчувствующий свой уход,  говорит с некоторой бравадой:

                                            Эй, капитан! Меня

                                  Первым прими на борт.

Трагизм звучания стихотворения усиливается тем, что в финале узнаем: капитан принял героя на корабль жизни-смерти:

                                   Где я зарыт, спроси

                                   Жителей дальних мест,

                                   Каждому на Руси,

                                   Памятник – добрый крест!

Озвученный здесь образ креста в  лирике Н.Рубцова является сквозным. Он осмыслен в трагическом ключе: как крест судьбы, страданий и смерти. В пророческом стихотворении  "Я умру в крещенские морозы...", где поэт, умерший в первую Крещенскую ночь, предсказал день своей кончины,   с библейским мотивом Крещения связал не очищение и воскресение души, а неверие в бессмертие:

                             Я умру в крещенские морозы.

                             Я умру, когда трещат березы.

                                                        …

                             Сам не знаю, что это такое …

                             Я не верю вечности покоя!

             Это редкое по трагизму стихотворение Рубцова. В других его стихах с образами  храмов, церквей, колоколов, могильных крестов  связан образ героя с христианской, глубоко верующей душой. В стихотворении «Старый конь» звон колокольчиков под дугой коня изображен как колокольный звон судьбы героя. Этот мотив рефреном проходит через все стихотворение:          

                                      Звени, звени легонечко,

                             Мой колокол, трезвонь.

Образ реки как образ весеннего  половодья  лирических сюжетах поэта  несут беду,  смерть. В стихотворениях "На реке Сухоне", "Седьмые сутки дождь не умолкнет..." возникает  настоящая апокалипсическая картина всемирного потопа:

                            А весною ужас будет полный:

                                      На погост речные хлынут волны!

                                      Из моей затопленной могилы

                                      Гроб всплывет, забытый и унылый.

                                      Разобьется с треском

                                      и в потемки

                                      Уплывут ужасные обломки.

          В последнем из названных стихотворений, "Седьмые сутки дождь не умолкает..." семь дней дождя ассоциируются и с семью днями творения мира, и с сорока днями потопа:

                              Седьмые сутки дождь не умолкает,

                              И некому его остановить.

                                               <…>

                              Неделю льет. Вторую льет … Картина

                              Такая – мы не видели грустней!

                              Безжизненная водная равнина,

                              И небо беспросветное над ней.

Ветхозаветный сюжет о потопе и Ноевом ковчеге Рубцов  трансформирует в национальном ключе. В роли ковчега выступает русская деревня, избранная пронести сквозь все катаклизмы и потрясения основы человеческой цивилизации – цивилизации труда (образ русских «мужиков»), милосердия, нравственности. Поэтому в конце стихотворения возникает животворящий библейский мотив спасения, воскресения мира. Спасенный скот, ожившая деревня ассоциируются, на  наш взгляд, со спасенным  Ноевым ковчегом, на котором были «все твари по паре»:

                              Спасали скот, спасали каждый дом

                              И глухо говорили: «Слава Богу!

                              Слабеет дождь, вот-вот … еще немного …

                              И все пойдет обычным чередом.

         Как видим, бытовая ситуация – наводнение в деревне – служит своего рода точкой отсчета в истории мира: хаос, глобальная библейская катастрофа и начало  нового бытия. Подобная трактовка мифологемы воды, конца света и спасения звучит в стихотворениях «А между прочим, осень на дворе», «Осенние этюды», «Осенняя луна» и др.

         В аспекте вариации образа воды и мотива течения реки-жизни важны стихотворения «Звезда полей» и трехчастный цикл «Осенние этюды», которые  являются циклообразующими в  поэтическом сборнике «Звезда полей». Частотный образ болота как вариация мифологемы воды, реки в рубцовской символике имеет такое же "дурное" предзнаменование. В стихотворении  "Осенние этюды" этот символ у поэта дополнен социальным смыслом: речь идет не просто о "плохих человеческих отношений", а о дурном  "всего и вся":

   От всех чудес всемирного потопа

   Досталось нам безбрежное болото...

     Герой этого стихотворения ходит по болоту. По народной примете такое хождение - предвестье горя. И не случайно герой одинок: "Зовешь, зовешь... Никто не отзовется..." Символическая образность стихотворения, созданного в годы «оттепели», обретает масштабность: сама ситуация – социально символична. Болотная «топь», «глушь», «холод», «взбеленившиеся птицы», «шипящая змея» символизируют холод, «ужас» русской жизни и одиночество героя, словно заблудившегося в этом стылом пространстве, не верящего в потепление:

                                       И понял я, что это не случайно,

                                       Что весь на свете ужас и отрава

                                       Теперь сейчас открыто окружают …

Подобная социально окрашенная картина наступившей осени создана в стихотворении "Журавли": "Меж болотных стволов красовался восток огнеликий...".

         Река как граница жизни и смерти, добра и зла  у Н.Рубцова связна часто с образом парохода и поезда в значении - разлука, смерть в таких стихотворениях, как "Последний пароход"; "У церковных берез"; "По холодной осенней реке"; "Отплытие" и др.

                                           В леса глухие, в самый древний град
                                           Плыл пароход, встречаемый народом...
                                           Скажите мне, кто в этом виноват,
                                       Что пароход, где смех царил и лад,
                                       Стал для него последним пароходом?
                                       Что вдруг мы стали тише и взрослей,
                                       Что грустно так поют суровым хором
                                       И темный лес, и стаи журавлей
                                       Над беспробудно дремлющим утором...

В значении дорога жизни,  судьба, в символике поэта  звучит образ поезда:        

                         Как все это кончилось быстро!

                                  Как странно ушло навсегда"  

                                  Как шумно - с надеждой и свистом –

                                  Помчались мои поезда!

                                  ("Далекое")

          В  стихотворении "Посвящение другу" тема прощания с молодостью  ассоциируется с промчавшимися самолетами и поездами:

                         Пролетели мои самолеты,

                         Просвистели мои поезда...

Однако в большинстве стихов образы парохода и поезда ассоциируется с бегом времени, с судьбой человека. И поэт радостно приветствует это стремительное движение. Об этом  стихотворение «Экспромт»:

                          Я уплыву на  пароходе,

                          Потом поеду на подводе,

                          Потом еще на чем-то вроде,

                          Потом верхом, потом пешком

                          Пройду по волоку с мешком –

                          И буду жить в совеем народе!

 В традициях народной поэтики возникает в лирике Н.Рубцова образ дерева, который ассоциируется с мифологическим «мировым древом», библейским «животворящим древом» как символом жизни вечной.                  

Частотным образом поэта, как некогда у С.Есенина, продолжателем лирики которого считают  Рубцова,  является образ березы как символ  России, «страны березового ситца»:

                              Меж домов, берёз, поленниц

                              Горит, струясь, небесный свет;

                              Надо мной между берёзой и сосной

                              В своей печали бесконечной

                              Плывут, как мысли, облака.

Образ березы программно вынесен  заглавия стихотворений: «Березы», «У церковных берез», «Под ветвями больничных берез»:

                                       Русь моя, люблю твои березы!

                              С первых лет я с ними жил и рос.

                              Потому и набегают слезы

                              На глаза, отвыкшие от слез...

С образом горящих березовых поленьев связана тема творчества, творческого горения и тема преодоления тоски и  одиночества:

                                      Я не один во всей Вселенной,

                                      Со мною книги и гармонь,

           И друг поэзии нетленной

                                      В печи березовый огонь

                                      («Зимовье на хуторе»).

Звезда в поэтической системе Н.Рубцова  - один из главнейших символов,  имеющий самые разные значения.

                             Звезда – судьба, странствия:

                             Нет, меня не порадует - что ты!

                             - Одинокая странствий звезда".

                                   Звезда – это символ красоты, счастья:

                          Светлыми звездами нежно украшена

                          Тихая зимняя ночь.

Образ звезды образует в лирике поэта новые символические значения:     звезда – Русь, звезда - символ гармонии мира:

                                   И надо мной - бессмертных звезд Руси,

                                   Спокойных звезд безбрежное мерцанье...

                                   ("Видения на холме")

                    …      

                                    Звезда труда, поэзии, покоя...

                                   ("Осенние этюды")

                   …

                                   Звезда полей горит, не угасая,

                                   Для всех тревожных жителей земли...

                                   ("Звезда полей")

        Звезда - символ Вселенной, вечности: «И голубые вечности глаза»       ("Старая дорога").

        Об особой поэтической значимости образа звезды свидетельствует название стихотворного  сборника Н.Рубцова «Звезда полей». В программном стихотворении с тем же названием выражено художественное мироощущение  поэта. В основе лирического сюжета стихотворения – принцип антитезы. В первых строчках лирический герой чувствует тревогу, грусть от того, что  его родина замерла в сонной дреме:

                           Звезда полей во мгле заледенелой,

                           Остановившись, смотрит в полынью.

                           Уж на часах двенадцать прозвенело,

                           И сон окутал родину мою.

Однако в двух последних катренах возникает катарсический мотив возрождения, пробуждения России, над которой не угаснет Звезда:

                        Звезда полей горит, не угасая,

                        Для всех тревожных жителей земли,

                        Своим лучом приветливым касаясь

                                 Всех городов, поднявшихся вдали.

                        Но только здесь, во мгле заледенелой,

                        Она восходит ярче и полней,

                        И счастлив я, пока на свете белом

                        Горит, горит звезда моих полей …

Так звезда становится символом неостановимой жизни народа, мира, земли. Эта внутренняя динамичность выражена в антиномичных корреляциях времен года (осень-зима), социальных топосов (город-деревня), состояний лирического героя (тревога – покой), биографического времени героя (прошлое-настоящее). По словам Е.Ивановой, можно полагать также, что символ звезды полей соотносится в стихотворении с символом рождественской звезды, напоминающей о том, что есть на земле место, где родился Спаситель, что усиливает оптимистический финал»¹.  

 Группа символов, связанных с обозначением погодных стихий, времени года и суток (ветер, снег, туман, дождь, утро, день,  ночь, тьма)  также философски преломляются с помощью приема психологического параллелизма. Лирический герой, предвидя  свою судьбу, идет "в обнимку с ветром". Он пророчит:

                         Меня ведь свалят с ног Снега,

                         Сведут с ума ночные ветры!

__________________________

¹Иванова Е. «Мне не найти зеленые цветы»: Размышления о поэзии Н.Рубцова. - М. - 1997. -  С. 53.

     Вокруг он наблюдает осеннюю, увядающую картину:

                         Осень кончилась. Сильный ветер

                         Заметает ее следы".

      Пытаясь спрятаться от жизненных бурь, герой спрашивает

                         Куда от бури, от непогоды

                         Себя я спрячу?

 Его не оставляет "предчувствие близкого снега". За "линией железной" он видит "укромный, чистый... уголок". Он еще помнит, как "снег освещенный летел вороному под ноги". И поэтому в его душу приходит очищение, "снег... врачует душу", когда он наблюдает в снежный день храм Софии, детей, которых "не счесть". Герой Рубцова связывает со смертью и туман – трагическая вариация мифологемы воды:

                          И так в тумане омутной воды

                          Стояло тихо кладбище глухое

Проливные дожди, раскаты грома ассоциируются с бедой войны ("Детство"), с раскалывающимся надвое небом ("Во время грозы"). Когда лирический герой стоит во мгле, его душе "покоя нет", на него надвигается "темнота закоулков" печального города, который "дремлет на темной печальной земле". Но манят его "огоньками уюта жилища, мерещится, лучших людей". Идет время, "приближается день", и он снова обращается к ветру со словами благодарности за ветра, тревоги: "Спасибо, ветер! Твой слышу стон".

Деревня – Дом – Родина. Эта единая пространственная образная триада концептуальна в поэтической системе Н.Рубцова. Известно, что в русской  традиции дом является национально-культурным хронотопом. Как писал Ю.Лотман, «Дом – традиция, преемственность, отечество, нация, народ, история»².

          В национальной картине мира Н.Рубцова эти образы слиты воедино и

_________________________

²Лотман Ю. Об искусстве. СПб. -  1998. - С. 126. 

воспринимаются как универсальный пространственный хронотоп, символизирующий Россию.

С образами дома и деревни в лирике поэта связана идиллическая модель «Руси уходящей», стародавней, почти Древней Руси. Сквозными составляющими этого образа являются образы двора, подворья, овина, хлева, огорода, сада, забора, реки за ним:  

                       Сильнее всякой воли

                       Любовь к своим овинам у жнивья,

                       Любовь к тебе, изба в лазурном поле.

Тема хлебосольного, теплого уютного дома, где герой отогревает плоть  и душу, не раз звучит в лирике поэта:

                           Скорей, скорей! Когда продрогнешь весь,

                           Как славен дом и самовар певучий!

                                     Вон то село, над коим вьются тучи,                                                                                                              

                                     Оно село родимое и есть …

Свое отношение к  России поэт прямо обозначает словом «люблю»: "Люблю твои избушки и цветы..." Но эта  любовь к избяной Руси у поэта часто омрачена темой бездомности автора и его героя. Он с грустью заключает: "Не купить мне избу над оврагом...". Лирический герой гордится, что "вырос в хорошей деревне", знает, что "в деревне виднее природа и люди". Он называет ее "светлой", молит о том, чтоб ее вид "вокзальный дым не заволок".  

Глухой, давний, древний край воспринимается в лирике Рубцова идиллическим  топосом  первозданного, сказочного  дома-Родины, овеянный:

                        Сказками и былью

                        Прошедших здесь крестьянских поколений.

                                      ….

                        В краю, где по дебрям, по рекам

                        Метелица свищет кругом,

                           Стоял запорошенный снегом

                           Бревенчатый низенький дом.

                                             …

                           Я помню, как звезды светили,

                           Скрипел за окошком плетень,

                           И стаями волки бродили

                           Ночами вблизи деревень.

Во многих стихах поэт почти молитвенно обращается к России с просьбой хранить себя: «Россия, Русь! Храни себя, храни!..». Эти слова высечены на надгробном камне  поэта.

Примечательно, что чаще всего Рубцов обращается к образу именно горницы. Этимологически слово «горница» происходит от прилагательного «горний»: высший, верхний, небесный, духовный. Это слово символизирует мир, устремленный к миру Божьему, небесному, горнему. Проповедь Христа, в которой сформулированы главные законы человеческого бытия – «не убий», «не укради», «не лги», не предай  -  Нагорная проповедь.

Образ деревенской избы, горницы Н.Рубцова как сакрального, Божьего пространства наполнен светом звезды, луны, солнца:

                            За все хоромы я не отдаю

                            Свой низкий дом с крапивой под оконцем …

                            Как миротворно в горницу мою

                            По вечерам закатывалось солнце.

В этом очищающем, возвышенном смысле образ горницы опоэтизирован в программном стихотворении «Горница»:

                            В горнице моей светло.

                            Это от ночной звезды.

                            Матушка возьмет ведро.

                            Молча принесет воды.

Стихотворение пронизано ощущением покоя, умиротворения, тихой радости и счастья.  Свет, идущий от «ночной звезды» - это свет святой, горний. Он словно обладает Божественной благодатью. Автобиографический образ матушки, идущей за ключевой, колодезной водой, живой водой, воспринимается как крестьянская Богоматерь. Вода в этом стихотворении воспринимается не в том трагическом ключе, о котором мы говорили выше, а в христианском, мифологическом  как устойчивый символ жизни, очищения и возрождения. В этом смысле можно говорить о теоцентричности художественного сознания Н.Рубцова. Его любовь к России – это религиозное чувство. Рубцов  пишет о своей верности вере «до конца, до смертного креста».  

Исследователь А.Грунтовский пишет, что поэт задумал издать книгу под названием «Успокоение», где поэт хотел собрать произведения, наполненные христианской тематикой и образностью. В одном из его стихотворений Рубцов  клянется в верности Богу «до конца, до смертного креста»³ .

Все стихотворения о малой Родине навеяны детскими впечатлениями и воспоминаниями автора. В таком ракурсе создан образ дома и матери в поэзии Рубцова, для которого непроходящей болью стало его сиротство.  

 Его поэзия пронизана двойственным чувством: горячим желанием вернуться в родные края и вместе с тем пониманием невозможности этого возвращения:

                        Может быть, я смогу возвратиться,

                        Может быть, никогда не смогу.

       Автобиографизм образов и сюжетов Рубцова связан и с тем, что поэт постоянно возвращался в родные места, в родное село. Он каждый раз обходил его, ходил на кладбище, на могилу матери. Шел мимо старой ____________________

³Грунтовский А. Слово о Рубцове // «Современник». - 2015. - № 1. - С. 169

церковки, школы. Все эти личные образы и впечатления легли в основу его программного стихотворения, которое стало истоком «тихой лирики» - «Тихая моя родина»:

                                            Тихая моя родина!

                                            Ивы, река, соловьи...

                                            Мать моя здесь похоронена

                                            В детские годы мои.

                                           Тихо ответили жители,

                                           Тихо проехал обоз.

                                           Купол церковной обители

                                           Яркой травою зарос.

                                           Новый забор перед школою,

                                           Тот же зеленый простор.

                                           Словно ворона веселая,

                                           Сяду опять на забор!

    Одни из самых частотных в лирике поэта является мотив возвращения  в отчий дом:

                                       Я так люблю осенний лес,

                              Над ним – сияние небес,

                              Что я хотел бы превратиться

                              Или в багряный тихий лист,

                              Иль в дождевой веселый свист,

                              Но, превратившись, возродиться

                              И возвратиться в отчий дом.

На этом мотиве возвращения к истокам, к дому основаны лирические сюжеты стихотворений «На родину»,  «В избе», «Памяти матери», «Далекое», «Мой чинный двор зажат в заборы»  и мн. др.

Опоэтизированный образ дома в лирике поэта связан  с темой памяти героя, возвращения вспять, в детство.

Однако образ дома в лирике Н.Рубцова часто наполнен трагическим смыслом, сближающим поэта с писателями  деревенской прозы, которые писали о трагедии домов сломанных, порушенных, затопленных, сожженных, преданных. Достаточно вспомнить такие произведения, как «Матренин двор» А.Солженицына – рассказ о гибели дома, горницы последней русской праведницы Матрены, на которой, по словам автора, «стоят село, город и вся земля русская». «Прощание с Матерой» - повесть о гибели Земли-Матери, исконной Руси.  «Пожар» - повесть о трагедии распада русской соборности, когда хозяевами жизни на Руси стал не корневой люд хлебопашец, созидатель жизни, а сезонные работники, «архаровцы», «сброд», «цыганский табор», «люди – перекати поле».  

 Трагизм звучания образа дома в поэзии Н.Рубцова связан с мотивом разрушения домов, распада русской деревни в эпоху тотальной урбанизации и НТР. Образ дома Рубцова – это образ умирающего старого дома, крушения  деревенского уклада жизни. Того, что Д.Лихачев называл «духовной оседлостью», т.е. жизни корневой, многовековой, укладной. Лирическому герою:

                         То полусгнивший встретится овин,

                         То хуторок с позеленевшей крышей,

                         Прозябаньем, бедностью, дремотой

                         Всё объято впадины и высь!

С образом сакрального  образа дома в лирике рядом стоит образ храма, церковки:

                         О, вид смиренный и родной!

                                  Березы, избы по буграм

                                  И, отраженный глубиной,

                                  Как сон столетий, божий храм...

                                  ("Душа хранит")

Храм олицетворяет в традиционной  религиозно-культурной традиции символике святость Руси. Образ храма и частотный мотив молитвы, мольбы  в лирике Рубцова свидетельствуют о том, что его любовь к России – это  религиозное чувство: он любит Родину, верит в нее, как православный человек любит Бога и верит в него. Но в стихах, наполненных социальными мотивами, возникает образ рушащегося храма. Он воспринимается как страшный знак краха русской соборности, краха веры:

                         С моста идет дорога в гору.

                         А на горе - какая грусть!

                                 Лежат развалины собора,

                                  Как будто спит былая Русь.

                                  ("По вечерам")  

         Поэту больно видеть "разрушенные белые церкви", которая, как деревня, как Россия, разорена и погружена в сон.       Лирический герой поэта часто обращается к России  с вопросом:

                 Эх, Русь, Россия!

                 Что звону мало?

                 Что загрустила?

                                   Что задремала?

         Исследователи справедливо отмечают эсхатологичность художественного сознания Н.Рубцова. Одним их самых показательных в аспекте нашей проблемы является элегическое стихотворение "Я буду скакать по холмам задремавшей отчизны". Здесь Н.Рубцов ведет спор со своим временем, с эпохой, погрузившей родину в духовное забытье.  Лирическое действие в стихотворении происходит ночью, это традиционный символ смерти, как и сон, отождествляемый с нею и в древнейшие времена, и в фольклоре, и в классической русской литературе. В древности, например, считалось, что душа погруженного в сон человека вылетала из тела и посещала те места, видела тех людей и совершала те действия, которые видел спящий. В классической традиции ночь - время поэтов, время, когда к ним приходит вдохновение, и душа в тишине обретает покой, умиротворение, мудрость.

Сквозной символ,  скачущий всадник – это лирический герой, и его душа, летящая в одно и то же время и "по холмам задремавшей отчизны", и "по следам миновавших времен". Рубцовский всадник "сын удивительных вольных племен" преодолевает горы и холмы, символизирующие собой жизненные препятствия - неволю и горе, и знает, что этот путь - его судьба. И хотя герой "неведом", одинок, ничто и никто не остановит его, и он снова и снова повторяет: "Я буду скакать..."  

 В бешеном беге жизни герою и его стране горе, печаль и смерть сулит и половодье,  весенние воды: "Россия! Как грустно!" Грусть героя от созерцания неприглядных картин: лодка-любовь "на речной догнивает мели" под поникшей над обрывом ивой (ива, как известно,- лирический символ грусти и печали), и "пустынно мерцает померкшая звездная люстра". Н.Рубцов включает в унылое окружение поэтических образов четвертой строфы еще одно, собственное символическое значение звезды: Русь, вселенная, вечность, придавая трагедии особый смысл. Исторические же ее корни вскрыты в пятой строфе: "удивительный", белый, (цвет чистоты) храм "пропал" среди "померкших" полей. Автор вводит социальный мотив – упоминает революцию, как начало вакханалии, когда государство рушило соборы и храмы:  

                                      Не жаль мне, не жаль мне

                             Растоптанной царской  короны,

                             Но жаль мне, но жаль мне

                                      Разрушенных белых  церквей!..        

В последующих трех строфах лирический герой высказывает свои самые сокровенные мысли. Родиться в России  - все равно, что оказаться в раю:  

                      Ты скажи, скажи, моя матушка родная,

                      Под которой ты меня звездою породила.

                      Ты каким меня и счастьем наделила.

                      О, дивное счастье родиться

                      В лугах, словно ангел,

                      Под куполом синих небес!"

          Синий цвет в русском фольклоре и христианской мифологии символизирует нравственную чистоту, святость чистоту. Лирический герой уподоблен ангелу и одновременно птице. Ангел в греческом и еврейском языках означает "вестник". Это  слово оно выражает собой понятие о духовных существах и служении их, т.к. через них Господь являет свою волю. Другой символ человеческой души - птица - традиционен в мировом фольклоре и имеет древнее происхождение, в русской же традиции несет несколько значений: 1. свобода, счастье; 2. судьба; 3. память о прошлом (высота полета птицы - образ дальнего, прошедшего времени); 4. вестник смерти. Заблудившаяся птица  символизирует собой горе сиротства⁴.

          В стихотворении Рубцова явственно ощутимы эти символические смыслы. В финале стихотворения звучит троекратное "боюсь": лирический герой страшится за будущее  русского народа, отринувшего  Бога: "Боюсь, что над нами не будет возвышенной силы...". Эту  трагедию герой воспринимает как знак собственной грядущей гибели: "Без грусти пойду до могилы...». Конец стихотворения – это призыв-заклинание автора: "Отчизна и воля - останься, мое божество!".

          Пространственные мотивы и образы, наполненные трагическим ___________________

⁴Екимов Б. Домовая птица /  Екимов Б. Избранное: В 3-т. Т.1. - Волгоград. - 2000.- С. 134.

социальным отсветом,  соединяются в лирике Рубцова с мотивами и образами экзистенциального характера, прежде всего со сквозным мотивом сиротства. Лирический герой Рубцова - сирота ("отца убила пуля", "шумит такая же береза над могилой матери моей"), одинокий «пилигрим», беззащитный в своей постоянной неустроенности, странствующий по "белу свету".

          Мотивы сиротства и странничества, бродяжничества, так часто встречающиеся в фольклоре, особенно в песнях, в стихах  Рубцова  соединяются, обогащая друг друга. Его лирический герой, как и герой народных песен о "сироте-сиротинушке", "бродит по сельским Белым в сумраке холмам", влачится устало в пыли, "как острожник", не находя постоянного пристанища ни в Москве, ни в "печальной Вологде". Он  чувствует себя "случайным гостем" в сибирской деревне и снова отправляется в путь по старой дороге, "по следам давно усопших душ".

Однако личностный мотив сиротства, странничества   в лирике Рубцова расширяется до масштабов исторического образа России, обретает символический смысл сиротства страны и поколений.   Отчуждение от земли, отпадение дома, от национальных корней, от Бога, распад семей  превратило людей в сирот. Так личная сиротская судьба поэта, его трагическое восприятие жизни совпали с народным мироощущением. В середине ХХ века в связи выдачей крестьянам паспортов началась массовая миграция сельского люда в города, Россия избяная, полевая, луговая перерастала в Россию урбанистическую. Это не стало обретением ни для города, ни для деревни. Один из представителей «тихой» лирики Н.Передреев писал:

                         Околица родная, что случилось?

                         Окраина, куда нас занесло?

                         И города из нас не получилось,

                         И навсегда утрачено село.

В этом смысловом и образном ключе в лирике Н.Рубцова    возникает тема угасания деревни, оппозиция город-деревня: 

                                      Ах, город село таранит!

                                      Ах, что-то пойдет на слом!..

                   …

                                     Все чаще мысль угрюмая мелькает,

                                     Что всю деревню может затопить.

                   ….

                                      По родному захолустью

                                      В тощих северных лесах

                                      Не бродил я прежде с грустью,

                                      Со слезами на глазах.

                                                        …

                                      Как же так -  скажи на милость! -

           В наши годы, милый гость,

                    Все прошло и прокатилось,

           Пролетело, пронеслось?

                                     …

  Безжизнен, скучен и ровен путь,

                             Но стонет ветер! Не отдохнуть.

       Частотным в лирике поэта становится   образ  разрушенных храмов как знаки рубцовской эсхатологии: 

                                       Лежат развалины собора,

           Как будто спит былая Русь.

                                                 Эх, Русь, Россия!

                                       Что звону мало?

                                       Что загрустила?

                                       Что задремала?

 С наступлением эпохи НТР на деревню и природу начался распад многовековой русской культуры, мира традиций, обрядов, народной этики, философии. Писатели «деревенской» прозы (В.Распутин, В.Шукшин, В.Белов, Ф.Абрамов, В.Астафьев и др.) и «тихие» лирики (Н.Рубцов, Н.Передреев, А.Прасолов, Д.Самойлов, В.Соколов, Л.Мартынов и др.)    пытались вглядеться праистоки русской жизни, сохранить их от забвения. Говоря словами С.Залыгина, они стремились «закрепить корни нации». Сверхзадачей этих художников сбережение национального лица страны и культуры, русского духа. 

Пронзительный личностный мотив сиротского одиночества в значении социального сиротства  слышен в стихотворениях  "Русский огонек" ("Какая глушь! Я был один живой..."), "Осенние этюды" ("...весь на свете ужас и отрава тебя тотчас открыто окружают, когда увидят вдруг, что ты один"). Разлившаяся вода, болото, сухое дерево, змея  символизирует в последнем стихотворении  беду национального сиротства, неумолимый рок:

                         От всех чудес всемирного потопа

                         Досталась нам безбрежное болото.

                        …           

                                  Одна другой туманнее, толпятся,

                         Покрытые миражной поволокой

                         Безбрежной тиши и забытья.

                         Лишь глухо стонет дерево сухое.

               …

                         Змея! Да, да! Болотная гадюка

                         За мной все это время наблюдала

                         И все ждала, шипя и извиваясь …

      

Особую роль в национальной картине мира Н.Рубцова играют мотивы и образы экзистенциального, нравственно-этического  характера: воля, любовь, свобода, память, душа, сердце, смерть. Рассмотрим некоторые из них.

 Показательно для поэзии Рубцова название сборника стихов – «Душа хранит». О душе как поэтическом мотиве говорил сам поэт: «Из души живые звуки в стройный просятся мотив». Душа человека, лирического героя изображается поэтом как хранилище, вместилище души России, исторической памяти. Образцом такой души в его лирике нередко является образ поэта, в частности, А.Пушкина:

                                     Словно зеркало русской стихии,

                                     Отстояв назначенье свое,

                                     Отразил он всю душу России!

                                     И погиб, отражая ее...

                                     ("О Пушкине")

       В стихотворении "Старая дорога" ценность русского духа как неуничтожимого национального оберега выражена программно:      

                                      Здесь русский дух в веках произошел

                                      И ничего на ней не происходит.

Образ души часто метонимически употребляется в значении человек, судьба, природа

                                      Душа свои не помнит годы,

                                      Так по-младенчески чиста,

                                      Как говорящие уста нас окружающей природы                      

                                      («Прощальный костер»).

Прием художественной метонимии в лирике является основным в изображении души как многозначного символа: жизни, судьбы, творчества, вселенной, России. Этот прием организует композицию программного стихотворения    «Душа хранит». В первой строфе  создан образ воды как статичного, застывшего пространства: «Вода недвижнее стекла». Далее образ внешней зеркальной поверхности  наполняется внутренним содержанием. В тихой воде отражаются березы, и Божий храм. И мертвая вода  воспринимается как живая вода:

                            О, вид смиренный и родной!

                            Березы, избы по буграм и

                            Отраженный глубиной,

                            Как сон столетний, Божий храм.

Так локальная картина недвижной воды приходит в движение, и возникает  образ мира  как мира  идеального, вечного:

                            О Русь – великий звездочет!

                            Как звезд не свергнуть с высоты,

                            Так век неслышно протечет,

                            Не тронув этой красоты.

И далее поэт высказывает главную свою мысль: залогом вечной, неуничтожимой красоты мира является человеческая душа, которая вбирает эту красоту и хранит ее. Так возникает единый метонимический образ душа-мир:

                             Как будто древний этот  вид

                             Раз навсегда запечатлен в душе,

                             Которая хранит всю красоту былых времен.

В стихотворениях «Шумит Катунь», «О Московском Кремле», «Далекое», «Гуляевская горка» и др. образ души  связан с ключевым мотивом исторической памяти. Центральным в этих стихах является образ души – хранительницы  русской старины, истории. Родственниками лирического становятся «русские князья, прекрасная царевна», «три богатыря», «Осляби и Пересвет». Частью жизни героя становятся «воинские скифы», битвы. Так  через душу лирического героя сливаются древность и современный Кремль, прошлое и настоящее, за которые герой молится:

                                     И я молюсь, о русская земля.

                                     Не на твои забытые иконы,

                                     Молюсь на лик священного Кремля

                                     И на его единственные звоны                                   

                                     («О Московском Кремле»).

Важнейшим экзистенциальным мотивом в лирике Н.Рубцова является мотив смерти. Он настолько частотен, что можно говорить о лейтмотиве смерти  в лирике поэта: «Старик», «Наследник розы», «Промчалась твоя пора» и мн. др. Современники и друзья поэта говорили, что он не раз ощущал дыхание приближающегося небытия. Он часто писал о своем близком конце:        

                                      Все движется к темному устью.

  Когда я очнусь на краю...

Можно сказать, что Рубцов или угадал, предсказал или напророчил стихами свою смерть. В стихотворении "Элегия"  ночь перед Крещением воспринимается поэтом как  некое мистическое действо: стремление души отлететь от земли и соединиться с Богом. Наконец, здесь указана дата ухода:

  Отложу свою скудную пищу

  И отправлюсь на вечный покой.

                       ….

  Я умру в крещенские морозы...

Действительно, поэта не стало 19 января, в первый Крещенский день 1971 года.

         Впервые фразу о своей смерти он легкомысленно, то ли шутя, то ли серьезно  обронил еще в 1954 году в Ташкенте, когда ему было всего 18 лет: «Да, умру я! И что ж такого...». Десятилетие спустя у Рубцова вырвалось страшное предсказание: «Когда-нибудь ужасной будет ночь».   Думы о собственном конце преследовали его постоянно:

                                  Замерзают мои георгины.

                                  И последние ночи близки.       

                                  Родимая! Что еще будет

                                  Со мною? Родная заря

                                  Уж завтра меня не разбудит,

                                   Играя в окне и горя.      

В стихотворении "Зимняя ночь" (1969) то ли "черный человек", то ли сама смерть зовет поэта:      

                                   Кто-то стонет на темном кладбище

                                   Кто-то глухо стучится ко мне,

                                   Кто-то пристально смотрит в жилище,

                                   Показавшись в полночном окне.

В основе стихотворения «На реке Сухоне», посвященного теме смерти,  лежит мифологема переправы и паромщика. Композиция стихотворения отражает некое двоемирие, воплощенное в образе противоположных берегов:

                                    Много серой воды, много серого неба

                                    И немного огней вдоль по берегу.

                                    Но на той стороне под всемирным потоком

                           Протащилась на берег –

                                    Видно, надо – старушка с гробом …

Образ берегов  символизирует, во-первых, переход от жизни к смерти; во-вторых, естественную текучесть человеческого бытия.         

         Как видим, в этом и других стихах Рубцова снимается трагизм смерти тем, что она  изображается как печальный, «грустный», но естественный  момент  круговорота человеческого бытия. В стихотворении «Мачты» поэт пишет: «Не верю в смерть!». Не случайно триптих  «Осенние этюды» заканчивается стихотворением-аккордом на тему неизбежности ухода. Берега реки вновь словно разделяют берег жизни и берег смерти:

                                         Село стоит

                                         На правом берегу,

                                         А кладбище –

                                         На левом берегу.

                                         И самый грустный все же

                                         И нелепый

                                         Вот этот путь,

                                         Венчающий борьбу

                                         И все на свете, -

                                         С правого

                                         На левый,

                                         Среди цветов

                                         В обыденном гробу …

         Примиряющим жизнь и смерть является и финал второго стихотворения триптиха:

                                        Когда ж почую близость похорон,

                                               Приду сюда, где белые ромашки,

                                        Где каждый смертный свято погребен

                                        В такой же белой горестной рубашке …

        Таким образом рассмотренные нами пространственно-временные и экзистенциальные образы, мотивы и темы являются ключевыми, сквозными в лирике поэта. Они  перманентно слиты воедино. Это наблюдаем в рамках даже одного  стихотворения Рубцова. Так в «Посвящении другу» образы ночи, звезды, огней и деревни создают некий ночной универсум, где сходятся крестьянское жилье, деревня, приметы быта, душа и космос: «георгины», «комья желтеющей глины», «одинокая странствий звезда», «пароходы», «телеги», «пугачевские вольные степи», «душа бунтаря», «деревце у сырой коновязи», «журавли в холодной дали». Взятые в одном логической ряду приметы земли, неба, быта свидетельствуют о том, что художественной системе поэта эти образные категории эстетически уравнены в своей значимости. Возникает некая универсальная, целостная единая модель одухотворенного бытия, где все «живет и дышит».

           Рассмотренные нами мотивы и образы составляют основу национального мирообраза поэта. Сакральные  ценностные центры  этой русской модели мира - отчий дом, природа, горний мир (небо, звезда),  храм, душа - сливаются с трагическим мотивами и образами смерти, конца мира, времени и пространства. Это придает поэзии Н.Рубцова особое драматическое звучание – социально-историческое и философское.  Рассмотренные мотивные образы и темы мы выделили как основные, системообразующие. Среди них выделим многозначный мотив и образ пути, имеющий в лирике поэта особую значимость. Этой проблеме посвящена следующая глава.

         

ГЛАВА  III.

ЛЕЙТМОТИВ   ПУТИ  В  ПОЭЗИИ   Н.РУБЦОВА.

         Один из разделов книги В.Оботурова о современной лирике «Искреннее слово» называется  «Современность: родина и дорога»¹. Именно эти образные понятия выражают самые существенные грани, исходные параметры поэтического мира Н.Рубцова. Дорога как модель движения считается «основным организующим образом русской литературы вообще»².

        Как писал поэт П.Антаковский: «Всё-таки лучшее слово на свете - дорога - честная, жестокая дружба с пространством земли». Дороги связаны с человеческими судьбами и движением событий.

        Архетип дороги лежит в основе художественной картины мира Н.М.Рубцова, определяя образное, тематическое, собственно поэтическое своеобразие его лирики, поэтому данная тема достойна самостоятельно рассмотрения, чему и посвящена III глава нашего исследования. Не случайно посмертный поэтический сборник Н.Рубцова называется «Подорожники». Содержание сборника, образ лирического героя имеют автобиографические истоки. Сам Н.Руцов был путешественником, скитальцем, традиционным странником, идущим по дорогам России. Он налегке, пешком шел от города к городу, от деревни к деревне и всё увиденное в пути воплощал в слове. Дороги России, дороги судьбы - так можно определить главную тему сборника. Образ пути символически воплощал отрешенность поэта от суетного, будничного, определял природу рубцовского видения мира, его понимание жизни как вечного движения, поиска. Отсюда внутренняя динамичность  поэзии  Н.Рубцова,  при  всём  том,  что  поэт  часто  пишет о

________________________

¹ Зайцев В.А. Новые тенденции современной русской советской поэзии // Филологические науки. - 1991. - № 1. - С. 7.

²Гачев Д.О. О русском и болгарском образах пространства и движения // Поэтика и стилистика русской литературы. - М.: Наука.  - 1971. - С. 312.

состоянии умиротворенного покоя. Стихотворение «Подорожники», давшее название книге, является главным в его композиции.

        Частотность мотива дороги  в лирике Н.Рубцова позволяет говорить о лейтмотиве пути. По нашим наблюдениям над текстами поэта мы пришли к выводу о том, что этот  лейтмотив связан  с образом героя-скитальца и двумя типами дорог.

1.Внешний путь, перемещение в реальном пространстве.

2.Внутренний, экзистенциальный путь: путь духовных исканий лирического героя.

       Первый мотив внешнего пути связан с личной судьбой поэта, о чем мы  говорили выше. Он лежит в основе  множества стихотворений поэта: «В дороге», «По дороге к морю», «Я уплыву на пароходе»,          «Русский огонек», «На вокзале» и мн. др.

       Этот мотив достаточно полно освещен исследователями. Ими рассмотрены такие мотивы, как мифологический мотив блудного сына, отпадения от малой родины, мотив возвращения на родину, в отчий дом  и др. Поэтому мы акцентируем свое внимание на тех аспектах проблемы, которые не рассматривались исследователями или только намечены ими.                  

       Лейтмотив пути в нашем случае интересен прежде всего как нравственный, экзистенциальный мотив, предающий внутренний драматизм судьбы лирического героя Рубцова, его искания, разочарования в современности, поиски путей выхода и т.д. Стремление героя в дорогу можно читать как его стремление к новой жизни, к знакомству с родиной, с простыми, дорогими его сердцу  людьми. Поэтому образ пути осмыслен поэтом как радостное предчувствие этих встреч и открытий:

                          И опять, веселый и хороший,

                          Я умчусь в неведомую даль!

                          («На вокзале»).

                        

                         Но я пройду! Я знаю наперед,

                         Что счастлив тот, хоть с ног его сбивает,

                         Кто все пройдет, когда душа зовет

                          («Философские стихи»).

Мотив дороги в лирике поэта нередко связан с образом природной стихии - ветра как символом вихря жизни, препятствий, испытаний, выпадающих на долю героя:

                         Как будто ветер гнал меня по ней,

                         По всей земле – по селам и столицам.

                         Я сильный был, но ветер был сильней,

                         И я  нигде не мог остановиться.

         Но герой Рубцова не чувствует в ветре своего врага, он для него – друг, помогающий окрепнуть духом. Герой говорит, что сам пошел навстречу ему:                

                                  Спасибо, ветер! Твой услышу стон.

                         Как облегчает, как мучит он!

                         Спасибо, ветер! Я слышу, слышу!

                         Я сам покинул родную крышу.

Ветер дорог судьбы у Рубцова – это одухотворяющая сила, это то, что противостоит обывательскому застою, покою:

                         Безжизнен, скучен, ровен путь.

                         Не стонет ветер! Не отдохнуть.

Поэтому в поэзии Рубцова редки образа ветра как силы, мешающей, устрашающей или символизирующий разрыв отношений, разлуку: «мокрый дикий ветер», «порывистый ветер», «плачущий ветер – дитя». Так в негативном ключе изображен ветер в  стихотворении «Последняя осень», посвященном трагической гибели поэта Дмитрия Кедрина: «целый мир зловещ и ветрен», и поэт «один в осенней мгле». Мгла, темень, ночь, ветер символизируют смерть поэта.

В основе  большинства стихотворений цикла «Подорожники» - движение героя не только сквозь реальное пространство, но и время:

                      Всю пройду дороженьку до Устюга

                               Через Тотьму и леса,

                               Топ да топ от кустика до кустика –

                               Неплохая в жизни полоса.

Образный мотив времени в лирике Рубцова имеет, на наш взгляд, несколько смысловых и поэтических наполнений. Во-первых, время – это дорога венчающая жизнь человека, дорога его к неизбежному концу. В этом случае мотив «время-путь-жизнь» осмыслены в трагическом ключе: становятся аналогом смерти. Поэтому многие стихи о смерти как конце пути человека воспринимаются как элегия. Это один из любимых жанров поэта. У него несколько стихотворений так и называются «Элегия», «Дорожная элегия», «Ночная элегия»  и т.д. В стихотворении-элегии «Идет процессия» изображен «последний путь» человека: похоронная процессия. И эта короткая дорога на кладбище «в полверсты» показана как дорога,  в которой словно сконцентрировалась вся жизнь человека:

                                 Идет процессия за гробом,

                                 Долга дорога в полверсты.

                                               …

                                 И длится, длится поневоле

                                 Тяжелых мыслей череда.

Однако в конце стихотворения снимается элегический трагизм смерти:  ушел достойный человек, проживший достойную жизнь, преодолевший «бури века». Перед этой жизнью и смерть нужно снять шляпу:

                       Он в ласках мира, в бурях века

                                Достойно дожил до седин.

                                И вот – хоронят человека.

                                Снимите шляпу, гражданин! 

         В подобном ключе образ дороги как неумолимого движения человека к смерти раскрывается в стихотворениях «Наступление ночи», «Ночное ощущение», «Зимняя ночь»:

                              Когда заря смеркается и брезжит,

                              Как будто стонет в омутной ночи

                              И в гробовом затишье побережий

                              Скользят ее последние лучи.

Философский, примиряющий  смысл теме смерти-дороги придают лексические ряды, используемые поэтом, снимающие трагическое ощущение ухода. Слово «умереть» поэт заменяет лексемами  «отправиться», «отплыть», «уйду», «сойти»» «уплыть», «унестись»:

                     Отложу свою скудную пищу

                     И  отправлюсь на вечный покой.

                     Пусть меня еще любят и ищут

                     Над моей одинокой рекой («Элегия»).

         В стихах о дороге как смерти проявилось гуманистическое сознание поэта. Смерть одного человека он изображает как вселенскую трагедию, трагедию космического масштаба. Со смертью человека  словно солнце гаснет:

                              Как будто солнце красное под  снегом,

                              Огромно, погасло навсегда.

         Часто  ситуация смертного порога в лирике Рубцова показана как конец пространства и времени, когда герой словно заблудился в пространстве-времени, стоит  в «пустыне», во «мгле» и не знает, куда идти:

                             Когда стою во мгле,

                             Душе покоя нет.

                             И омута страшнее,

                             И резче дух болотный.

                             И гор передо мной

                             Вдруг возникает цепь,

                             Как сумрачная цепь

                             Загадок и вопросов.

                             Зачем стою во мгле?...

Тема судьбы, движения человека к неизбежному концу своеобразно преломляется в  стихах, посвященных теме творчества и судьбы художника. Стихотворения «Прощальная песня», «Памяти Анциферова», «Товарищу», «О Пушкине», «Сергей Есенин» и др. пронизаны двойственным отношением поэта к смерти. С одной стороны, смерть поэта для автора – трагедия, когда сиротеет культура. Стихотворение «Последняя ночь» о смерти поэта Кедрина заканчивается риторическим вопросом автора: «А за что?». В этом возгласе слышится боль поэта, непонимание ухода художника. С другой стороны, в названных стихотворения ощутим вечный миф о художнике, обречённом на бессмертие в своих творения. В этих стихотворениях Рубцов  благодарит судьбу за то, что под «небом России» жили Гоголь, Фет, Тютчев,  Пушкин … Более того, Н.Рубцов верит в то, что он является их преемником, наследником, продолжателем. И в этом, может быть, будет его поэтическое бессмертие. Стихотворение «Я переписывать не стану» заканчивается этой верой:

                       Но я у Тютчева и Фета

                       Проверю искреннее слово,

                       Чтоб книгу Тютчева и Фета

                       Продолжить книгою Рубцова.

Во-вторых, время в лирике поэта – чаще историческое время, дороги русской истории, по которой шли вольные люди, бунтари: «плача и смеясь все прошли бродяги и острожники».

Вероятно, мотив движения героя во времени имеет истоком не только личную судьбу поэта, но корни в традициях отечественной истории и культуры. Тема бродяжничества, скитаний – чисто русская, национальная тема. В русской культуре и литературе образы странников и тема странничества – архетипические. Практически все герои русской литературы – в пути: Чацкий, Онегин, Печорин, странники Н.Лескова, Н.Некрасова, Л.Толстого, И.Бунина, странник Лука М.Горького и т.д. Их странствия связаны с духовными исканиями. На мотиве пути  строятся русские былины и сказки. Фольклорный герой – всегда в пути и из трех дорог судьбы он выбирает самую опасную: ту, на которой «убитому быть». Лирический герой С.Есенина – «одинокий бродяга», «скиталец». Героиня М.Цветаевой – «русская странница», «изгнанница» родины и т.д.

В лирике Рубцова дорога и ветер времени ассоциируется с  внутренним движением, памятью, с движением сознания вспять: в годы войны, в старину. Так в его стихах возникает единое пространство-время, не делимое на прошлое и настоящее, вчера и сегодня. Душа лирического героя, хранящая память веков и поколений (вспомним: «душа хранит»), связывает столетия и людей в некое народное братство, нацию:

                       О, ветер, ветер! Как стонет в уши!

                       Как выражает живую душу!

                       Что сам не может, то может ветер

                       Сказать о жизни на целом свете! («По дороге из дома»).

Мы считаем, что сквозные в поэзии Рубцова мотивы пути как исторического пути России и народа  снимают с поэта многочисленные обвинения в камерности, замкнутости, социальной ограниченности его творчества. Лирический герой Рубцова вписан в историю страны, чувствует ее в себе, свою сопричастность к прошлому страны. Поэтому тема пути у Рубцова звучит как тема исторического пути России. С этой темой связан сквозной мотив исторической памяти.

Память войны – главная тема стихотворений «Меня война солдатом не застала», «Общее горе», «Когда кричит сорока»,  «Русский огонек» и др.  Сюжет последнего стихотворения строится на диалоге старой вдовы, матери-сироты и лирического героя, путника, заплутавшего в дороге, остановившегося  у нее на ночлег. Вся тревога матери – в ее дважды повторенном вопросе: «Скажи, родимый, будет ли война?».  И герой отвечает: «Наверное, не будет». А со стен избы смотрят на него «сиротские семейные фотографии».  Это непритязательное  стихотворение воспринимается как  притча о народном горе, войне, сиротстве матерей, о нравственной связи поколений, о вере в мир. И этот малый «русский огонек» воспринимается автором и его героем символом русской души, памяти, символом добра и света, идущего из окон матерей и из души:

                    Спасибо, скромный русский огонек,

                    За то, что ты в предчувствии тревожном

                    Горишь для тех, кто в поле бездорожном

                    От всех друзей отчаянно далек.

                    За то, что, с доброй верою дружа,

                    Среди тревог великих и разбоя

                    Горишь, горишь, как добрая душа,

                    Горишь во мгле – и нет тебе покоя ….

Во многих стихах Рубцова, таких, как «Памяти матери», «Памяти Анциферова», «И проснусь, и уеду, уеду»,  тема личной памяти сливается с памятью исторической. Герой ощущает себя одним из русских пилигримов, что веками шли по дорогам России:

                     Все облака над ней, все облака.

                     В пыли веков мгновенны и незримы,

                     Идут по ней, как прежде, пилигримы,

                     И машут им прощальная рука   («Старая дорога»).

В этом стихотворении масштаб столетий («пыль веков», «пилигримы») сочетается с сегодняшним днем: «Навстречу им июльские деньки идут в нетленной синенькой рубашке». Так сливаются в единый пространственно-временной образ прошлое и настоящее, мгновенное и вечное. И судьба героя едина с судьбами  поколений  - былых и будущих. Он живет:

                        Перекликаясь с теми, кто прошел,

                        Перекликаясь с теми, кто проходит.

Эта одновременность происходящих событий  особенна дорога поэту. Например, в стихотворении «Видение на холмах»:

                        Россия, Русь! Храни себя, храни!

                        Смотри, опять в леса твои и долы

                        Со всех сторон нагрянули они,

                        Иных времен татары и монголы.

                        Кресты крестя … Я больше не могу!

                        Я резко отниму от глаз ладони,

                        И вдруг увижу: смирно на лугу

                        Траву жуют треноженные кони.

В одном мгновении сошлись татаро-монгольские ига и пасущиеся  сейчас кони на лугу. Так у Рубцова возникает не диахроническое время-пространство,  а синхроническое, единое, неделимое, целостное.  

Однако мотив пути нередко наполнен отсветом современности, исторической ситуации перепутья в стране, о которой мы говорили выше. Современность Н.Рубцов часто воспринимал как некий тупик в историческом пути страны, как остановившееся пространство и время, как «сон», «дремоту», «забытье», в которую впала Россия середины ХХ века:

                        Как будто спит былая Русь.

                                     …

                        Уж на часах двенадцать прозвенело,

                        И сон окутал Родину мою.

В стихах с основой концепта пути как конца истории частотным является эсхатологический мотив разрушенного храма, пустыни и потопа, конца света: «из моей затопленной могилы гроб всплывет»:

                   Пустынно мерцает померкшая звездная люстра,

                   И лодка моя на речной догнивает мели.

                   И храм старины, удивительный, белоколонный,

                   Пропал, как виденье, меж этих померкших полей.

Рубцов видит пробуждение России в ее обращении к ее праистокам, к корням, к миру традиций. Без этой корневой системы не может быть будущего. И лирический герой поэта  становится всадником, скачущим по родной земле, несущим благую весть о прошлом родины. Это один из частотных образов его поэзии:

                   Я буду скакать по холмам задремавшей Отчизны,

                   Восторженный сын удивительных вольных племен!

                   Как раньше скакали на голос удачи капризной,

                   Я буду скакать по следам миновавших времен.

Все исследователи справедливо пишут о тяге автора «тихой лирики» к покою, к тишине, умиротворению, созерцанию.  Однако рассматриваемые нами образы и мотивы движения, пути  придают его лирическим сюжетам внутреннюю динамичность, напряженность.  Это происходит именно потому, что мотив внутренней дороги как дороги жизни, судьбы, исканий героя превалирует над мотивом внешнего движения. Так возникает устойчивый мотив выхода из замкнутого или внешнего пространства, мотив преодоления статичности, неподвижности.

Экзистенциальный мотив пути наиболее органично связан  с темой самоопределения лирического героя, искания им самого себя, своего места в жизни, своего назначения как поэта и т.д.

Нам кажется важным еще одна грань лейтмотива «подорожник», который дал название книге стихов поэта. Образ подорожников в русской бытовой культуре – это хлеб, который человек брал с собой, уходя в дорогу, на войну. Этот образ не раз  обыгран Рубцовым:

                   

                           Хлеб-соль на новоселье,

                           Подорожники на лёгкий путь!

На наш взгляд, в изображении подорожника Рубцов опирался на национальную религиозно-культурную традицию. Образ хлеба-подорожника можно воспринимать как духовную сему: как вариант «плоти Христова»,  укрепляющего дух идущего. Так воспринимали подорожные хлеба на Руси. Подорожники были оберегом, знаком памяти о доме, выражали стремление русского человека вернуться домой. Кстати, этот сюжет подробно воспроизведен в повести Е.Носова «Усвятские шлемоносцы», где не жена, а старая мать печет Касьяну, уходящему на войну хлеб-подорожник-оберег. И символом неминуемой смерти героя стал его жест: он не съел этот хлеб сам, а раздал его коням.

Образ хлеба-подорожника – частотный мотивный образ поэта, который в том или ином виде упоминается в его вещах. В стихотворении «Хлеб» это архетип определяет все содержание стихотворения, что свидетельствует о том, как важен для поэта этот русский обряд. Лирический герой взял в дорогу модные сыр да печенье. А бабка дает ему хлеб-оберег:

                          Положил в  котомку сыр, печенье,

                          Положил для роскоши миндаль.

                          Хлеб не взял.

                          Ведь это же с мученье

                          Волочиться с ним в такую даль!

                          Все же бабка сунула краюху!

                          Все на свете зная наперед,

                                   Ты  сказала: «Слушайся старуху!

                           Хлеб, родимый, сам себя несет …

Таким образом, «чувство пути» (А.Блок), исконно свойственное русскому человеку, было органически присуще Н.Рубцову – гражданину,                                                 страннику, сироте, поэту. Дорожная образность в лирике поэта является универсальным поэтическим кодом, который выполняет множество художественных функций: становится символом человеческой судьбы, передает бег жизни, странничество духа русского человека, его разрыв с домом, бесприютность, духовные искания, движение к смертному концу, символизирует связь с небом, космосом.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

         Проделанная работа, наши наблюдения позволяют нам сделать следующие выводы. Мотивная организация лирики Н.Рубцова, недостаточно изученная в науке, привлекла наше внимание тем, что в ней наиболее полно воплощено авторское мировидение, его поэтика, стиль, образная система. Эти начала творчества поэта во многом ориентированы на русские, ментальные образы и мотивы, своеобразно преломленные Н.Рубцовым. наполненные личными впечатлениями, событиями судьбы поэта, его драматическими размышлениями о смысле человеческой жизни, о судьбе России второй половины ХХ века.  

Мы обратились к  рассмотрению ключевых мотивов, тем и образов не автономно, а в аспекте их единства, системных отношений, что позволило нам осмыслить их как нравственно-философскую, поэтическую основу художественной картины мира.

Среди многообразия тем и мотивов в лирике Н.Рубцова мы избрали главные, системообразующие, создающие целую цепь второстепенных образных мотивов и тем. В свою очередь внутри центральных мотивов и образов мы выделили два типа: пространственно-временные темы, мотивы, образы (дорога, дом, река, храм, древо, кладбище, космос и др.) и экзистенциальные (душа, память, детство, сиротство, мать, женщина, война).

В основе национальной картины мира поэта – традиционная философия природы. Поэтому мы обратимся к этому разряду тем, мотивов и образов. Пространственные образы поэта – зачастую образы природные. Они наполнены философским смыслом. Образы и мотивы, отмеченные архетипичностью -   дом (горница), река, болото, берега, звезда, кладбище, кресте и другие - символизируют судьбу человека,  жизнь, смерть, границу перехода от жизни к смерти.

Топос Деревня – Дом – Родина мы рассмотрели как единую пространственную образную  триаду, как  концептуальный образный ряд в поэтической системе Рубцова. С одной стороны, с этими топосами связан идиллический образ святой России и ее судьбы. С другой, трагизм звучания образа дома в поэзии Н.Рубцова связан с мотивом разрушения домов, распада русской деревни в эпоху тотальной урбанизации и НТР. Образ дома Рубцова – это образ умирающего старого дома, крушения  деревенского уклада жизни.

 В лирике поэта тема личной памяти сливается с памятью исторической. Так у Рубцова возникает не диахроническое время-пространство,  а синхроническое, единое, неделимое, целостное. Через пространственно-временные образы и мотивы Рубцов   создал пространственно-временной национальный мирообраз. Не случайно свою Родину он называет реже Россией, чаще, по-есенински, по-стародавнему -  Русью. У поэта возникает некий национальный универсум, в котором сливаются крестьянско-патриархальная Русь, природный и человеческий космос.

Народное мироощущение пришло поэту через собственный жизненный опыт, через нелегкий путь странствий. Его лирический герой – скиталец, странник, путешествующий по России. Поэтому особую значимость в художественном мире поэта имеет дорожная образность, мотив пути, это – важнейшая координация в создании национальной модели мира. С одной стороны Рубцов обратился к архетипу, общему месту в искусстве, о котором писали культурологи, литературоведы. Например, М.Бахтин говорил: «Дорога «никогда не бывает просто дорогой, но всегда частью жизненного пути;  выбор дороги – выбор жизненного пути; перекресток – всегда поворотный пункт жизни; выход из родного дома на дорогу с возвращением на родину»¹.

_____________________________________

¹ Бахтин М. Время и пространство  в романе // Вопросы литературы. – 1974. - № 3.  – С. 27.

С другой стороны, Н.Рубцов наполнил этот архетип новым идейным и поэтическим содержанием. Лейтмотив пути мы рассмотрели как  нравственный, экзистенциальный мотив, предающий внутренний драматизм судьбы лирического героя Н.Рубцова, его искания, разочарования в современности, поиски путей выхода и т.д. Преобладание внутреннего, экзистенциального движения над внешним углубляет философский смысл локального лирического сюжета, наполняет его космическим, ветхозаветными аллюзиями и ассоциациями.

Итак, мотивный характер лирики Н.Рубцова является одной из главных составляющих  его картины мира, его художественного мышления, поэтики.

Список использованной литературы

I.    Источники

1. Рубцов Н.М. Собрание сочинений: В 3-х т. / Вст. ст., сост., примеч.

    В.Зинченко.- М.-2000.

2. Рубцов Н.М. Стихотворения (Русская поэзия ХХ века) / Сост., вступ. статья    Г.Н Красникова. - М.- 2001.- 319 с.

3. Рубцов Н.М. Звезда полей. - М.- 1967.

II.    Работы по теории мотива.

4. Ведерников Н.М. Мотив и сюжет волшебной сказки // Филологические          

    науки. - 1970. - № 2. - С. - 57-65.

5. Гаспаров Б.М. Литературные лейтмотивы. - М. - 1994.

6. Краснов Г.В. Мотив в структуре прозаического произведения. К      

    постановке вопроса // Вопросы сюжета и композиции. - Горький. - 1980.

7. Руднев В.П. Мотивный анализ  // Руднев В.П. Энциклопедический словарь    

    культуры ХХ в. - М. - 2001.

8. Силантьев И.В. Дихотомическая теория мотива // Гуманитарные науки в  

    Сибири. - Новосибирск. - 1998. - № 4. - С. 56-54.

9. Чудаков А.П. Мотив // Краткая литература энциклопедия. - Т. 4.- М. - 1967.

10. Шатин Ю.В. Мотив и контекст // Роль традиции в литературной жизни      

     эпохи: Сюжет и мотивы. - Новосибирск. - 1995.

III.    Работы по теории, истории литературы.

11. Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества. - М. - 1979.

12. Бараков В.Н. Современная  русская  лирика. - М. - Вологда. - 1994.

13. Бараков В.Н. Чувство земли: «Почвенное» направление в русской   

     советской  поэзии    и его развитие в 60-е - 80-е гг.- М.- Вологда. - 1997. 

14. Белов В. Статья А.Бема  о традициях Пушкина в творчестве   

      Достоевского Русская литература Х1Х в. Вопросы сюжета и композиции.    

    - Горький. - 1972.

 15. Бахтин М. Время и пространство  в романе  // Вопросы литературы. -    

      1974. -  № 3.  - С. 27.

16. Бройтман С.Н. Комментарий // Б.В.Томашевский. Теория литературы.  

      Поэтика. - М. - 1996.

17. Веселовский А.Н. Историческая поэтика. - Л. - 1940.

18. Виноградов В.В. Сюжет и стиль. - М. - 1963.

19. Гаспаров Б.М. Литературные лейтмотивы. - М. - 1994.

20. Жирмунский В.М. Теория литературы. Поэтика. Стилистика. - Л. - 1977.

21. Жолковский А.К., Щеглов Ю.К. Работы по поэтике выразительности. -        

      М.- 1996.

22. Зайцев В.А. Новые тенденции современной русской советской 

      Поэзии // Филологические науки. - 1991. - № 1. - С. - 3-11.

23. Зайцев В.А. Русская советская поэзия. – 1960 - 1970-е гг. - М. - 1984.

24. Зайцев В.А. Современная советская поэзия. - М. - 1988.

25. Лотман Ю.М. Происхождение сюжета и жанра. Подготовка текста и 

     общая реакция Н.В.Брагинский. - М. - 1997.

26. Лотман Ю.М. Анализ поэтического текста - Л. - 1972.    

27. Лотман Ю.М. Об искусстве. СПб., - 1998. - С. 126.

28. Мелетинский Е.М. О литературных архетипах. -  М. - 1994.

29. Поспелов Г.Н. Лирика - М. - 1976.

30. Пропп В.Я. Морфология сказки - М. - 1969.

31. Потебная А.А. Теоретическая поэтика. - М. - 1990.

32. Тимофеев Л.И. Основные теории литературы. - М. - 1976.

33. Томашевский Б.В. Теория литературы. Поэтика. - М. - 1999.

34.Фрейденберг О.М. Система литературного сюжета  // Монтаж:    

     Литература. Искусство. Театр. Кино - М. - 1988.

35. Фрейденберг О.М. Поэтика сюжета и жанра. - М. - 1997.

36. Хазан В.И. Проблемы поэтики С.А. Есенина. - Москва - Грозный. - 1988.

37. Хализев В.Е. Теория литературы. - М. - 1999.

38. Шилова К. Есенинская реалистическая традиция и поэзия Н.Рубцова: (К

      проблеме эволюции литературных жанров) // Жанрово-композиционное   

      своеобразие  реалистического повествования. - Вологда. - 1982.

39. Шкловский В.Б. О теории прозы. - М. - 1996.

40. Эпштейн М.Н. Природа, мир, тайник вселенной: Система пейзажных

      образов в поэзии. - М. - 1996.

IV. Энциклопедии и словари.

41. Даль В. Толковый словарь живого великорусского языка: В 4-х т. - М. -

     1994.

42. Кватовский А.П. Поэтический словарь. - М. - 1998.

43. Краткий словарь литературоведческих терминов. - М. - 1985.

44. Руднев В. Словарь культуры ХХ века. - М.: Аграф - 1997.

45. Русские  писатели ХХ века. Биографический словарь. - М. - 1998.

46. Современный словарь - справочник по литературе / Составитель  и   

      научный  редактор  С.И.Кормилов. - М. - 2000.

47. Лермонтовская энциклопедия. - М. - 1981.

48. Лингвистический энциклопедический словарь / Главный редактор В.Н. 

      Ярцева. - М. - 1990.

49. Русские  писатели ХХ века. Биографический словарь. - М. - 1998.

V. Исследовательская и критическая литература по творчеству    

     Н.М.Рубцова.

50. Аринина Л.М. Стихотворение «Ночь на родине»: Особенности

     художественной структуры // Поэзия Николая Рубцова: Материалы по

     поэтике. - Вологда. - 1997.

51.Астафьев В. Записи : Из тетради о Николае Рубцове //     

     «Новый мир». - 2000. - № 2. - С. 7-36.

52. Астафьев В. Из слова высекать огонь // Наш современник. - 1971. - № 6. - 

      С. 64.

54.Аушев В. Звездная дорога // «Наш современник». - 2013. - № 1. - С. 264-

    271.

55. Багров С.  О Николае Рубцове // Волга. - 1986. - № 4. - С. - 61-83.

56. Багров С. П.  Летающий ангел (рассказы о Николае Рубцове) // Русь.-  

      1992. - № 2. С. 116-137.

57. Бараков В.Н. «И не она от нас зависти…»: Заметки и размышления о  

      поэзии Н.Рубцова. - М. - Вологда. - 1995.

58.Бараков В. Неизвестные стихотворения и письма Николая Рубцова. -  М.-  

     2006. - № 1. - С. 217-222.

59. Баранов С.Ю. Стихотворение «Поэзия»: Архитектоника и образность //  

      Поэзия Николая Рубцова. Материалы по поэтике. - Вологда. - 1997.

60. Беседин Н. О Николае Рубцове // Москва. - 2011. - № 9. - С. 226 - 229

61. Белков В.  Жизнь Рубцова. - Вологда. - 1993.

62. Белков В. Неодинокая звезда: Заметки о поэзии Н.Рубцова. - М. - 1989.

63. Белков В. Повесть о Вологде, Сто историй о Рубцове. - Вологда. - 1991.

64. Вабер З.Н. Рубцов и «тихая лирика» // Писатель и время. - М. - 1991.

65. Винонен Р.И. Чувство пути. - М. - 1981.

66.Вторушин.С. В его стихах звучала музыка // «Наш современник». - 2014. -  

      № 1. - С. 241-245.

67. Грунтовский  А. Слово о Рубцове / А. Грунтовский // «Наш современник»  

      - 2015. - № 1. - С. 169-194.

68.Дербина Л. О Рубцове // «Слово». - 1993. - № 5-6. - С. 68-74;  № 7-8. - С.  

     83-89;  № 9-12. - С. 85-92;  1994. - № 1-6. -  С. 70-83.

69. Екимов Б. Домовая птица // Екимов Б. Избранное: В 3-т. - Т.1.                                                               

      - Волгоград. - 2000. - С. 134.

70. Жуков А. Соловей в терновнике // « Наш современник». - 2011. - № 1. - С.  

      158 – 170

71. Зайцев В. А. «…Россия, Русь! Храни себя, храни!»: лирика Николая

     Рубцова //  Русская словесность. -1998. - № 2. - С. 33-39.

72.Иванова Е.В. «Мне не найти зелёные цветы…»: Размышления о поэзии    

      Н.М.Рубцова. - М. - 1997.

73.Иванова Е.В. Н.Рубцов и современная поэзия: Развитие поэтической  

      традиции. - М. - 2000.

74.Кириенко-Малюгин, Ю. Шаламовым - по Рубцову // «Наш современник».  

     - 2015. - № 1. - С. 206-209.

75.Кожемяко  В. Русская любовь // «Наш современник». - 2013. - № 1. - С.

     272-284.

76. Кожинов В. Николай Рубцов: Заметки о жизни и творчества поэта. - М. -  

      1976.

77. Кожинов В. Самородность слова: Заметки о поэзии Н.Рубцова // «Наш 

      Современник». - 1975. - № 9. - С. 173-183.

78. Кожинов В.В. Стихи и поэзия. - М. - 1980.

79. Коняев Н.М. Николай Рубцов . Серия «Жизнь  замечательных людей». –

      М. - 2000.

80. Коняев Н. Путник на краю поля // Нева. - 1986. - № 1.

81. Кошелёва М.Н., Кошелёв А.В. «Что вспомню я?: Фотосиюта на стихи 

      Николая Рубцова. - М. - 2011. - С. - 192.

82. Куняев С.Ю. Время. // «Наш современник». - 1988. - № 7. - С. - 26-27.

83. Коростелва В. Как вольная сильная птица // «Наш современник». - 2011. –

      № 1 - С. -254-258.

84. Коротаев В. Горит его звезда - М. - 1985.

85. Лавлинский Л.И. О «тихой лирике» // «Юность». - 1971. - № 10. - С. - 56

86. Лотман Ю.М. О поэтах и поэзии. - СПб. - 1996.

87. Науменко А. Русская лирическая поэзия середины века и творчество  

      Н.М.Рубцова. - Симферополь. - 1994.

88.Оботуров В. Искреннее слово: Страницы жизни и поэтический    мир

      Н.Рубцова. - М. - 1978.

89. Павловская Е.Н. Стихотворение «Фиалки»: Лирический конфликт и его 

      воплощение // Поэзия Николая Рубцова. Материалы по поэтике. -  

      Вологда.  -1997.

90. Павловский А.И. Время и Родина в поэзии Николая Рубцова // Русская  

      литература. - 1986. - № 1. - С. - 67-80.

91. Подкорытова Т.  Лирика  Н. Рубцова и художественные искания    

      советской  литературы в 60-е - 70-е годы... Дисс… канд. филол. наук. -  

      Л. - 1987.

92.Цыганов А. Была ли роковая ошибка?! // « Слово». - 2002. - № 2. - С. 45-46

93. Чернова А.  «Здесь всё символично»:  Лирика Николая Рубцова  //  Наш

       современник. - 2015. - № 1. - С. 195 - 205

VI.   Интернет – источники.

1. «Душа хранит» Жизнь и поэзия Николая Рубцова. - http://rubtsov-poetry.ru/

2. «Фундаментальная электронная библиотека». - https://ru.wikipedia.org –   

     Дата обращения – 14.01.2016 г.

3. «Российская государственная библиотека». - http://www.rsl.ru/  - Дата

     обращения – 14.01.2016 г.